Людкина любовь
Шрифт:
– Что-то ты сегодня долго, – ласково пробормотала Людкина мама, явно довольная происходящим. Она затолкала трусы в карман, носовым платком стёрла остатки грязной любви со своих ног, и одёрнув юбку, встала.
– А куда, Лида, торопиться, – томно произнёс милиционер, застёгивая брюки, – важно насладиться дарованным тебе свыше. Ты же получила удовольствие?
– Получила, Серёженька… Получила, – почти соврала она.
Ей, как женщине, подзабывшей, что такое настоящая любовь, было, конечно же, приятно это еженедельное внимание, но не могла Лидия понять и уж тем более привыкнуть к странностям этого порядочного с виду мента…
Этот "служебный роман" продлился почти десять лет, до
– Ты пока не ходи туда, – не поднимая головы, произнёс он, схватив за подол проходящую мимо Лидию.
– Мне убираться нужно, – возмутилась она и попыталась вырваться.
– Завтра уберёшься, коза драная, а сейчас вали домой, – он встал, и так посмотрел ей в глаза, что у той всё сжалось внутри от страха.
Лишь на следующий день Лидия узнала от соседей, что прошлым вечером был зверски убит их участковый. Она не понимала, что ей теперь делать, ведь тот, кто её остановил у входа в отделение, явно всё знал или даже был причастен к убийству, уж больно походил он на уголовника. Она навсегда запомнила его взгляд, который словно иглами пронзил её глаза. Можно было, конечно, заявить в милицию, но тогда точно вскрылись бы подробности её тайных отношений, но это было сущей мелочью по сравнению с тем, что сделал бы тот страшный человек с ней и её семьёй.
Лидия решила ничего никому не говорить, и прежде, чем отказаться от мизерной милицейской ставки уборщицы, чтобы больше не бередить душу, она дождалась пока уйдёт домой новый участковый и открыла своим ключом его комнатку. Здесь пока ничего не изменилось, даже на столе стояла фотография в рамочке, где улыбающийся во весь рот её Серёжа обнимал свою жену, парнишку лет пятнадцати и маленькую дочку. Аккуратно отковырнув гвоздик с тыльной стороны, Лида вытащила фотографию и положила её в сумку. С этого дня жизнь перестала быть прежней, и сколько бы не добивался, как бы не уговаривал её муж – он всегда получал отказ. Поначалу чем-то мотивированный; то голова болит, то на работе сильно устала, то настали те дни, когда нельзя… Но потом ей надоело придумывать поводы и всякий раз изворачиваться, Лида просто говорила возбуждённому мужу нет, и укутавшись в одеяло, отворачивалась. Муж ещё какое-то время ныл, ругался, пугал разводом, но в конце концов смирился и даже привык к такому положению дел. До него, наконец, дошло, что теперь не нужно напрягаться, готовиться, думать о том, как провести вечер с женой перед "этим делом", достаточно было зайти в ванную комнату, включить воду и как в юности, всласть подрочить.
Ничего этого Людка не знала. Она жила за занавеской, которая отсекала её от скучного мира родителей и тихонько мечтала о море. Именно эта мечта и привела её в изостудию районного ДК, где в первый же день, получив из рук преподавательницы краски и кисточки, нарисовала морской прибой.
– Да у тебя талант, красавица, – хрипловатым голосом произнесла эта сухопарая дама, не вынимая изо рта сигарету.
– Где-то училась?
– Нет.
– Тогда будем считать, что мне повезло. Будет хоть кем гордиться на старости лет. А то так всю жизнь учишь, учишь этих… долбней, а они как были, так и остались долбнями. Никакой фантазии, никакой техники, думают чёрт знает о чём, вместо того, чтобы творить. Устала я. Ты же не бросишь рисовать?
– Нет, – ответила Люда, и раздув ноздри, втянула в себя клубящийся над ней ароматный дым.
– А что вы такое вкусное курите?
– "Золотое руно"… С ментолом, – ответила преподавательница, подошла к открытому окну и глубоко затянувшись, с нравоучительными нотками в голосе, продолжила, – но тебе рано ещё об этом думать, девочка моя.
А Людка всё равно любовалась как красиво у той всё получалось – длинные пальцы элегантно сжимали сигарету почти у самого фильтра, рука же всё время была приподнята и находилось возле лица, при каждом выдохе дама, она прищуривалась и с каким-то лукавством смотрела на детишек, стоящих за мольбертами. Именно такой и нарисовала на выпускном экзамене свою преподавательницу её лучшая ученица.
– Я оставлю этот портрет себе на память, если не возражаешь. Его всё равно показывать никому нельзя. Из-за него меня уволят отсюда с волчьим билетом, – распорядилась учительница, свернув лист в трубочку. – Милая моя, ты уже подумала, где продолжишь учиться?
– Хочу попробовать на архитектурный, – ответила Люда – Что скажете?
– Отличный выбор. У меня есть на факультете знакомая, преподаёт рисунок и живопись. Думаю, поможет…
– Никакая помощь мне не нужна!
И действительно, она с лёгкостью поступила, очаровав своим талантом приёмную комиссию на профильных экзаменах, да так очаровала, что после итогового совещания все члены комиссии пошли на должностное преступление, выправив оценки по физике и математике, при том, что Люда не решила правильно ни одной экзаменационной задачки. Но это осталось тайной за семью печатями.
Было приятно ощущать себя лучшей, когда на тебя все смотрят с завистью, шушукаются, обсуждая то, как умело ты орудуешь карандашом и кистью, как быстро схватываешь образ и переносишь его на бумагу. Но был ещё один предмет зависти, переросший позже во всеобщую бабскую ненависть – это её тело. Бог явно не поскупился, создавая его, правда, немножко расслабился, когда работал над мордашкой; оставил зачем-то курносый носик с конопушками, пухлые губки и огромные голубые глаза, увенчав всё это копной густых пшеничных волос.
Но всё это вдруг стало сущей мелочью, в сравнении с той напастью, которая обрушилась на Людку. Она влюбилась. Влюбилась впервые, по-настоящему, с первого взгляда, да так, что аж сердце замирало, когда их взгляды случайно встречались. Миша не понял, почему девчонка задрожала всем телом, когда пригласил её потанцевать на одной из первых студенческих вечеринок, а Люда так крепко прижалась к нему, что он ощутил каждый её изгиб. А не понял, потому что относился к ней так же, как и все остальные, и не замечал, что в его присутствии она просто дуреет. Этот танец был первым и единственным тактильным контактом с объектом её вожделения.
– Меня бесит, что он даже не смотрит в мою сторону, – пожаловалась она Рите. – Меня как будто нет рядом. Я что, пустое место?
– Тебе просто нужно немного подождать, – успокоила та.
И Люда ждала… Именно тогда она поклялась, что любить будет только Мишку и подарит свою девственность только ему. Но всё пошло по совершенно иному сценарию… Клятва была нарушена, пусть и не по её вине, но что она сделала, чтобы отстоять свою честь?
Казалось, что монотонный стук колёс сделает своё дело, но уснуть так и не удалось. Сначала донимал проводник, настойчиво пытающийся всучить свой смрадный чай, потом единственный сосед по вагону, пожилой, безостановочно жрущий дядька, который неотрывно следил за каждым её движением, и мысли его явно были похабные, но больше всего мешала уснуть душевная боль и страх.