Людкина любовь
Шрифт:
Побрызгав на лицо водой и с отвращением почистив зубы в вонючем туалете, Людка вышла на перрон. И хотя Симферополь был очень далеко от моря, всё равно невозможно было избавиться от ощущения, что цель достигнута.
– Поехали со мной, – она даже не сразу узнала в солидном человеке в шляпе, своего попутчика. – У меня служебная "Волга". В миг домчимся.
– Спасибо, дядя. Я сама. На троллейбусе, – отвернувшись, ответила Люда.
– Как знаешь, красавица. Смотри, чтобы потом не пожалела.
– Не волнуйтесь.
Солнце ещё не успело выйти из-за
– Тебе что больше нравится – восход или закат? – услышала она за спиной приятный голос, и повернулась; позади неё стоял статный парень с ног до головы облачённый в фирму, но всё сидело на нём как-то иначе, чем на обычных парнях, которым подобные шмотки доставались от родителей и потом приходилось отчитываться перед ними за каждое пятнышко и за каждую складочку. Этому же было явно наплевать, как будто у него этих штанов и курток видимо невидимо. Но шмотки не главное, что не позволяло оторвать от него взгляд. Парень был божественно красив – длинные волосы, лёгкая небритость и гипнотический взгляд.
– Никогда не задумывалась, – покорно ответила Люда, – наверное закат.
– Тогда нам на этот катер. Я возьму твой чемодан?
– А билеты?
– Не волнуйся, я уже купил. Только быстро, отходит через минуту. Следующий будет только завтра утром.
Людка как зачарованная последовала за идущим впереди неё парнем, и ступив на раскачивающуюся на волнах палубу, в то же мгновение почувствовала прилив тошноты, от позора спасло лишь то, что она почти сутки ничего не ела.
– Первый раз на море? – спросил он, заботливо придержав новую знакомую за локоть.
– А что видно?
– С первого взгляда. Пойдём внутрь. Будет прохладно. До Евпатории часа три хода. Сможешь выспаться.
– Мне уже становится страшно. Может и имя моё знаешь?
– Конечно знаю.
– И…?
– Людмила, – улыбнувшись, произнёс таинственный незнакомец.
– Как!? – удивлённо воскликнула она.
– Мало того, я даже знаю твою фамилию, – парень сделал многозначительную паузу. – Брылёва. Я угадал?
– Боже! – Людка вскочила с места. – Я не хочу с тобой никуда плыть! Мне страшно! Откуда? Как ты мог знать? Мы вместе не больше десяти минут. Как?
– Я проник в твоё сознание, – понизив голос, ответил парень, сделав при этом несколько движений руками над головой девушки.
– Так, признавайся честно, ты украл мой паспорт?
– Да не крал я ничего, глупая девчёнка, – он поднял с пола её чемодан и поставил себе на колени. – В пионерский лагерь ездила?
– Конечно… И что?
– Никакой магии, я просто внимательный, – он отвязал от ручки картонную табличку, на которой с помощью трафарета было написано "Люда Брылёва". – Забыла?
– Вот я дура… Мы по ним вещи свои искали, когда их сгружали в лагере. Я же сама эту табличку делала, – Людка повертела её в руках и взглянула на своего попутчика. –
– Меня зовут Баев.
– Просто Баев?
– Да.
– А ты кто?
– Человек.
– Хороший?
– Скоро сама узнаешь.
– А я не пожалею?
– Не хотелось бы.
– А куда мы плывём?
– В самое прекрасное место на свете.
– И мне не нужно волноваться, что ты в этом самом счастливом месте сделаешь мне больно?
– Нет. Наоборот, я сделаю так, что ты забудешь о той боли, с которой сюда приехала.
– Это будет трудно.
– Я постараюсь, – он расстелил на лавочке свою куртку и сделал подушку из свитера. – Ложись, тебе нужно поспать.
Глава четвертая
Учебный год подходил к концу. Об исчезновении Людки уже никто и не вспоминал, поскольку мысли были заняты другим.
– Что будете делать летом, пацаны? – спросил Валера, вальяжно развалившись на лавочке у входа в учебный корпус.
– Меня отец точно припашет в огороде копаться, – угрюмо произнёс Саша.
– Я в деревню, к бабке, жирок нагонять, – ответил Эдик.
– Новый альбом "Цепелинов" вышел, буду снимать, – отчитался Олег, звякнув по струнам гитары, которая всегда была с ним.
– А ты чего молчишь? – спросил Валера, повернувшись к Мишке.
– А давайте поедем все вместе на море… Без предков… С палаткой, – неожиданно для всех предложил он. – Я знаю отличное место.
– Ты охерел? Кто нас отпустит, – в один голос возмутились друзья, но по глазам было видно, что предложение всем понравилось.
Правда и неправдами, убеждением и нытьём, обещаниями и клятвами, но Мишке удалось уговорить родителей отпустить его вместе с новыми друзьями в Крым. Теперь море стало желанным, оно казалось символом свободы и взросления, и не должно было больше ассоциироваться с тоской и скучным однообразием в кругу уставших от отдыха родителей…
Жара… Июль… Крым… Мишка безвольно плетётся следом за родителями, по самые уши извазюкавшись липким мороженым, и тихонечко мечтает о том, как вырастет, и ни за какие деньги не станет отдыхать на море, и детей своих никогда сюда не привезёт. Знали бы папа и мама как сын ненавидел это проклятое море с его палящим солнцем, невкусной едой, вонючими туалетами и истошно орущими цикадами…
Но и он не знал тогда, что родители только из-за него целый год копили деньги, чтобы приехать на южный курорт. Его постоянные воспаления лёгких, ангины, простуды и всё сопутствующее им, сводили их с ума, и доктора, испробовавшие все возможные лекарства, настоятельно рекомендовали сменить для ребёнка климат. Поэтому другого отдыха Мишка и не знал – только море; двадцать четыре дня в курятнике, чуть позже в палатке, и всякий раз изнуряющая жара, постоянные очереди; за едой, за водой, за пивом, а по субботам душный кинотеатр, но чтобы попасть в него вечером, днём нужно было снова выстоять огромную очередь на солнцепёке.