Людкина любовь
Шрифт:
– Ладно, давай уже завтра. Какая же ты у меня рукожопая, – сокрушённо произнесла мать, поскоблив ногтем пятно. – Странный какой-то сок, хрен отчиститься.
Людка всю ночь пролежала неподвижно, ни на секунду не сомкнув глаз, вслушиваясь сначала в напряжённый шёпот родителей, а потом в ритмичный скрежет дивана и кряхтение мамы, изображающей страсть. Давно уже такого не было…
Почему-то все обитатели этой однокомнатной квартирки были уверены, что замусоленная занавеска, отделяющая детский мир от взрослого, способна была что-то скрыть. Пока Людка была маленькой, не было никаких
В шесть утра зазвенел будильник, и дом наполнился новыми звуками: зашаркали по полу тапочки, с булькающим грохотом опустошился сливной бочок в туалете, на кухне звякнула посуда и через минуту запахло яичницей с жареной колбасой, тут же засвистел чайник… и вот, наконец, хлопнула входная дверь… В квартире наступила мёртвая тишина… Люда боялась пошевельнуться, думая, что отец никуда не ушёл, притаился где-то в коридоре за шкафом и ждёт пока она выйдет из своего укрытия. Но время шло, а ничего не происходило. Она осторожно, чтобы не скрипнуть кроватью, спустила ноги на пол, нащупав тапки и отодвинула занавеску, осмотрелась. Никого… Дальше она действовала по чёткому плану, продуманному ночью, сваливая в чемодан только самое необходимое. Доев остатки яичницы, Люда вытащила из тайника сигареты, и сдув с пачки пыль, спрятала их в карман. Чемодан оказался не таким уж и тяжёлым, она поставила его на подоконник, рядом с этюдником и распахнув окно, спрыгнула на землю.
Её тень мелькнула за углом, и в то же мгновение из окна выглянул отец, озабоченно зыркнул по сторонам и с грохотом захлопнул створки. А вот теперь нужно было поторопиться. Люда, взобравшись на доминошный стол, перебросила чемодан через кирпичную стену автопарка, после чего перелезла сама, немного испачкалась, но к счастью, ничего из одежды не порвала, и главное, не разбила этюдник.
Отец долго метался по двору, расспрашивая соседей, не видел ли кто Людку, но увы, побег дочери остался незамеченным. Это не сулило ему ничего хорошего, тем более он снова опоздал, ворвавшись в кабинет декана, и дама вместо ответа на вопрос встревоженного отца, положила перед ним на стол заявление с просьбой предоставить Людмиле Брылёвой академический отпуск по семейным обстоятельствам.
– Я уж не знаю, Фёдор Иванович, что там у вас в семье случилось, – с укоризной произнесла она, – но это явно мешает девочке учиться. Решите проблемы сами и поговорите с дочерью. Я готова вернуть её к занятиям в любой момент. У неё талант. Мало кто из наших первокурсников так хорошо рисует.
– Ну вы прям окрылили меня, Октябрина Владимировна, – с нескрываемым ехидством ответил тот. – Осталось только найти то место, где я смогу поговорить с этой засранкой.
– К сожалению, ничем больше не могу вам помочь.
Вечером, вернувшись с работы, Людкина мама застала мужа спящим в кресле, рядом с ним на полу валялась пустая бутылка водки и трёхлитровая банка с помидорами, рассол из которой вытек прямо на ковёр. В довершение картины, в квартире было не продохнуть от перегара, и что самое удивительное,
– Вставай, придурок! – крикнула она, со всей силы толкнув мужа в плечо.
– Чё надо? – буркнул тот, приоткрыв глаза.
– Где Люда!?
– Откуда я знаю… Когда пришёл, её не было.
– Нажрался зачем?
– Так просто… Захотелось…
– Свинота. Ты диван засрал и ковёр испортил? Я для этого уродуюсь в две смены, для этого копейки в дом тащу?
– Я тоже работаю, – едва ворочая языком парировал муж.
– Знаю я твою работу. Бумажки сраные в бухгалтерии перекладываешь.
– Кто на кого учился… Ты вот тряпкой елозишь в больнице, а я бухгалтер, – он с гордостью покрутил указательным пальцем возле лица.
– Иди, бухгалтер долбанный, умойся и чтобы через полчаса Людка была дома. А я пока пожрать приготовлю.
– Где я тебе её возьму?
– На улице, наверное, сидит со шпаной. И скажи ей, узнаю, что курит – голову оторву.
– Можешь уже начинать отрывать, – сквозь зубы процедил муж, откинувшись на спинку кресла.
– Что ты сказал?
– То, что слышала. Курит твоя шалава… Сам видел… Засунь руку вон туда, в вентиляцию над печкой. Она там сигаретки свои прячет. Давай, чё стоишь!
Та вбежала на кухню, залезла на стул и рванула решётку так, что штукатурка посыпалась, засунула руку внутрь и долго мацала там ладонью.
– Нет здесь ничего! – крикнула она.
– Значит, с собой забрала.
– Зачем на дочь наговариваешь, шалавой обзываешь?
– Потому что шалава она и есть шалава. Каждому даёт.
– Что ты мелешь, придурок. Я с ней на прошлой неделе в женской консультации была. Девочка она ещё.
– Значит, обманула.
– Как это можно скрыть? Какой обман?
– Вам, бабам, виднее…
– Давай, вали на улицу, и без Людки не возвращайся!
На третий день, когда были обзвонены все друзья, все больницы и все морги, в квартире появилась милиция. После допроса и осмотра молоденький лейтенант сделал вывод:
– Не вижу, гражданочка, состава преступления. Ваша дочь не похищена и не убита, она собрала свои вещи и ушла из дома. Был на то повод? Вы сами на этот вопрос ответьте. Мы, конечно, дадим ориентировку, но следствие открывать не будем, нет на то никаких оснований. Она совершеннолетняя девушка, документы, на сколько я понимаю, при ней, вещи тоже. Найдётся.
И Люда, действительно, нашлась, вернее дала о себе знать. Мать часами перечитывала её письмо, полученное месяц спустя. Страничка, вырванная из тетради и исписанная каллиграфическим почерком, почти раскисла от её слёз. Письмо заканчивалось словами: "…Мамочка, я не могу видеть отца… И прости, что взяла немного твоих денег…" Этого было достаточно, чтобы она выгнала мужа из дома, не разбираясь и не расспрашивая, просто догадалась – он сделал что-то ужасное её дочери.
Глава вторая