Людоед на первом этаже
Шрифт:
– Как чудесно! – воскликнула Гвинни. – Ты такой умный, Каспар.
Джонни медленно подошел к кровати, взял пробирку и изучил ее.
– Я собирался попробовать это на днях.
Каспар посмотрел в его мрачное лицо и понял, что Джонни (и не без основания) думает, как несправедливо, что секрет раскрыл Каспар, когда Джонни так усердно работал над ним и к тому же только что попал в ужасные неприятности из-за чернил.
– Тебе по-прежнему предстоит еще много работы, - тактично заметил Каспар. – Я использовал его сухим, а его следует смешивать с водой. Тебе надо найти правильную
Лицо Джонни просветлело.
– Да. И провести опыты, чтобы выяснить, какое количество необходимо, чтобы не вылететь прямиком за пределы атмосферы. Я должен потихоньку экспериментировать на себе.
– Правильно, - согласился Каспар. – Но ради всего святого не трать слишком много. Там уже осталось меньше половины.
– Я не слепой, - сердито ответил Джонни и, чувствуя, что это прозвучало не слишком любезно, добавил: - Я Великий Ученый. Я ничего не упускаю.
Он попытался оправдать свое хвастовство, отгородив один из углов в комнате, чтобы, пока длится эксперимент, не произошло никаких несчастных случаев. Оставшуюся часть вечера он сидел в этом загоне, аккуратно насыпая порошок – крупинку за крупинкой – в проверочную пробирку с водой, а потом поливая результатом большой палец на ноге.
– Что такое с Джонни? – заинтересовалась их мать, зайдя к ним перед сном.
Джонни к этому времени поднялся над полом примерно на дюйм. Чтобы удержаться внизу, он схватился за стул, являвшийся частью его заграждения, и притворился, будто не слышал.
– Я сегодня случайно пнул его эксперименты и всё рассыпал, - встревоженно ответил Каспар, - и он не хочет, чтобы кто-нибудь сделал это снова. Будь осторожна с ним. Он очень сердит.
Салли одарила Джонни озадаченным взглядом.
– Хорошо, дорогой. Я не стану вмешиваться. В любом случае, я хотела поговорить с тобой, Каспар.
– О том, что я сказал про Джека? Мне жаль, - поспешно произнес Каспар, опасаясь сцен.
Сцены с матерью всегда были тягостными, не потому что она ругалась, а потому что она верила в абсолютную честность. И, конечно же, она сказала:
– Дело не в этом, дорогой. Я вижу, ты обижен и несчастен, и это расстраивает меня. Не мог бы ты понудить себя немного больше любить Джека? Он ведь очень хороший на самом деле.
– И с какой стати я должен? Он нас не любит, - столь же честно возразил Каспар.
– Он пытается, - убежденно произнесла Салли. – Я могу назвать по меньшей мере сотню случаев, когда он был действительно крайне терпелив.
– И около тысячи, когда не был, - горько сказал Каспар.
– Частично это оттого, что вы так ужасно себя вели, - откровенно заметила Салли. – Честное слово, мне стыдно за вас большую часть времени. За вас всех, но за тебя, как за старшего – особенно.
Каспар покраснел, и ему снова захотелось начать ворчать. Он глянул на Джонни. Джонни грустно посмотрел на свой большой палец и слегка покачал им. Он ненавидел сцены так же, как и Каспар, и к тому же до смерти боялся, что в любую секунду может подняться из своего заграждения и полететь.
Каспар сделал всё, что мог, чтобы выпроводить Салли.
– Сожалею, - произнес он так искренне и мило, что его затошнило от самого себя.
– Я попытаюсь, - но он был не в состоянии поддерживать такой уровень почтительности и сам не заметил, как добавил: - Я пытаюсь, но он продолжает обвинять меня.
– Ты должен помнить, что он не привык к детям. Малколм и Дуглас большую часть времени находились в пансионе, и он просто не имел ни малейшего представления, как это может быть.
– Ну, теперь он начинает понимать, правда?
Салли засмеялась:
– Вот именно. Хорошо. Спокойной ночи, дорогие. И в будущем старайтесь немного больше.
Она вышла и закрыла дверь. Джонни испустил вздох облегчения, отпустил стул и явственно оторвался от пола.
Прежде чем лечь спать, он успел подняться на три фута. Каспар был рад, что на этот раз, когда смесь в проверочной пробирке становилась сильнее, обошлось без ужасного запаха. Должно быть, он возникал из-за остальных веществ, которые Джонни добавлял раньше. Они обсуждали этот вопрос, когда постучал Малколм и, как обычно, вошел, несмотря на то, что ему велели убираться. Джонни едва успел толкнуть себя к шкафу и сделать вид, будто сидит на нем.
– Отец велит вам выключить свет, - сообщил Малколм и перевел на Джонни критичный взгляд. – Зачем ты сидишь там без одного ботинка?
– Мы оба без одного ботинка, - Каспар вытянул голую ногу и пошевелил пальцами перед Малколмом. – Это знак нашего тайного общества. А теперь уходи.
– Можно подумать, мне доставляет удовольствие сюда приходить, - с этими словами Малколм удалился.
Джонни встревоженно посмотрел на Каспара:
– Думаешь, он что-нибудь подозревает?
– Он слишком тупой для этого. Но тебе лучше быть осторожным. Если он догадается, то моментально расскажет Людоеду.
– Думаю, я уже закончу. На сегодня.
Каспар отмыл его палец, и Джонни слез со шкафа и пошел спать.
На следующий день Джонни пропустил игры и сразу после школы поспешил домой, чтобы продолжить эксперименты. Когда Каспар пришел, он обнаружил Джонни снова в одном ботинке, торжествующе парящим прямо под потолком.
– Ты глянь! – сказал он. – Я могу подняться выше, если добавлю еще, только весь порошок теперь в воде, и я не хочу зря его тратить. Можешь взять проверочную пробирку и аккуратно поставить ее вон на ту подставку внизу?
Каспар влез на шкаф и забрал проверочную пробирку из протянутой руки Джонни, после чего спустился и поставил ее в загородке под напряженным взглядом Джонни.
– Что теперь будешь делать? – спросил Каспар. – Спустишься?
– Думаю, я должен немного попрактиковаться, - ответил Джонни. – Держи дверь, на случай если придет Малколм.
Каспар стоял возле двери и немного тоскливо наблюдал, как Джонни отталкивается от потолка и летает туда-сюда по комнате, как раньше Гвинни. Выглядело ужасно весело. Джонни смеялся. И теперь, когда Каспар знал, какое это роскошное чувство – быть почти таким же легким, как воздух, он с трудом удерживался от того, чтобы тоже не полетать.