Людоед
Шрифт:
— Интересный камень, — заинтересовалась она янтарной заколкой и даже погладила ее, любуясь.
— Подарок, — пояснил я, не став вдаваться в подробности.
Графиня отступила, и рядом немедленно оказался привратник с двумя бокалами на подносе, но она лишь прикоснулась к одному из них и отчитала гротескного уродца:
— Слишком теплое! — а после обернулась ко мне. — Рудольф, угостите меня вином!
Кавалеры сообразили, что сегодня взошла чужая звезда, и начали расходиться, бросая на меня предельно красноречивые и многообещающие взгляды. Уверен, многие из поклонников хозяйки с превеликим
Ухватив с подноса проходившего мимо слуги пару бокалов, я тут же вручил один из них хозяйке, и та прекратила выговаривать что-то привратнику, пригубила вино и благосклонно улыбнулась.
— Совсем другое дело! — Марит повернулась к служанке с черной кошкой и забрала у той защелкнутый на ошейнике любимицы поводок, а саму девушку в черно-белой маске отпустила.
Поставленная на пол кошка потянулась, но упрямиться не стала и последовала за хозяйкой. Графиня повела меня по залу и будто между делом спросила:
— И как вам вечер, Рудольф?
И вновь я не стал опускаться до лести.
— Весьма мило, но я ожидал большего. В городе о ваших приемах ходят настоящие легенды!
Графиня в ответ на это заявление лишь заливисто рассмеялась.
— Не торопите события! — укорила она меня и направилась к лестнице. — Все самое интересное начнется после полуночи. Ну а пока мы можем улизнуть от гостей и заняться чем-то по настоящему увлекательным…
Произнесена последняя фраза была столь многозначительным тоном, что у меня невольно участилось сердцебиение.
Я последовал за Марит, а в голове в такт пульсу все билась, билась и билась шальная мысль: «Просто! Просто! Просто! Слишком просто!»
Но надо было отдать должное проницательности приора герхардианцев и связям его людей; те столь искусно изготовили и подбросили наживку, что графиня не смогла устоять. Как видно, она и в самом деле была чрезвычайно увлекающейся особой.
О соблюдении внешних приличий хозяйка вечера между тем не забывала. Для начала мы прошлись по галерее второго этажа, обозревая бальный зал и обсуждая гостей, при этом укрыться от полных любопытства взглядов даже не пытались. Лишь когда внизу началась суета и приглашенные лицедеи при помощи слуг принялись устанавливать декорации для театрального представления, графиня потянула меня в боковой коридор. К счастью, не тот, где я повстречался с ряжеными вампирами.
Вышколенный слуга при этом не шелохнулся, так и остался стоять неподвижной статуей. Нас он словно не заметил вовсе, даже глазом не повел.
— Прогуляйся! — на ходу бросила ему графиня, увлекая меня за собой.
Мы повернули за угол, и там Марит толчком распахнула двустворчатую дверь. Внутри оказалось темно, но стоило только хозяйке хлопнуть в ладоши, как сразу мягким теплым сиянием замерцали висевшие под высоким потолком магические светильники.
Немалую часть просторной комнаты занимала роскошная кровать с высоким деревянным изголовьем и резными балясинами, своими изгибами напоминавшими очертания женских фигур. По обеим сторонам темнели синими каменными поверхностями
— Впечатляет! — отметил я.
Графиня снисходительно улыбнулась, отцепила поводок от ошейника кошки и недвусмысленно указала на дверь.
Я понял намек без слов и накинул на петлю крючок. Тот показался откровенно хлипковат, но в более серьезных запорах не было никакой нужды: едва ли кому-то придет в голову беспокоить графиню и уже тем более — ломиться в ее опочивальню. К слову, на личные покои хозяйки комната нисколько не походила. Скорее, здесь проходили ее встречи с фаворитами.
Марит поставила опустевший бокал на столик, повернулась ко мне спиной и деловито попросила:
— Помоги со шнуровкой, Рудольф.
Я распустил корсет, а стоило лишь попытался обнять графиню за талию, та сразу высвободилась и скользнула за ширму.
— Не стоит опускать до презренного быта таинство любви.
Ничего не оставалось, кроме как последовать примеру хозяйки и уйти в свой угол. Там, помимо трюмо с зеркалом, стоял еще и стул с гнутой спинкой, я набросил на него камзол, затем расстегнул и стянул через голову сорочку, после избавился от туфель и чулок. А вот дальше заколебался.
Все происходило будто во сне, и волей-неволей начало закрадываться опасение, не стану ли я жертвой жестокого розыгрыша, выйдя из-за ширмы в чем мать родила.
Пока я колебался и выжидал, появилась Марит, и все мои сомнения отпали сами собой. Пусть графиня и облачилась в шелковую сорочку, но прозрачная ткань лишь немного скрадывала отдельные детали и никак не прикрывала наготу. Выставить себя на всеобщее обозрение в подобном виде ее сиятельство никак не могла.
Хозяйка забралась на кровать, к ней тут же запрыгнула черная кошка. Я больше медлить не стал, избавился от исподнего и вышел из-за ширмы, если так можно выразиться, во всеоружии.
Марит покачала головой и цокнула языком.
— А вы многое пережили, Рудольф! — произнесла она, явно имея в виду шрамы; иные мои достоинства оставили графиню совершенно равнодушной. — Вы и резать себя любите? Как оригинально! Оригинально и возбуждающе…
Я лишь криво ухмыльнулся, уселся на кровать и вознамерился спихнуть на пол кошку, но черная бестия прижала уши к голове, оскалилась и зашипела.
— Оставьте ее! Сама уйдет! — уверила меня Марит, протянула две бархатные ленты и лукаво подмигнула. — Говорили, любите связывать людей? Как насчет меня?
Графиня демонстрировала невиданную открытость новым ощущениям, и ничего не оставалось, кроме как привязать ее раскинутые в разные стороны руки к резным балясинам кровати. Марит при этом откинулась спиной на изголовье кровати и соблазнительно выгнулась, приподнимая грудь. Своей позой она вызвала во мне живейший отклик, пусть мысли сейчас и были заняты совсем иным.
Удушение, или, как выражались ученые мужи, асфиксия, требовало тщательнейшего контроля прилагаемых усилий. Имелся немалый шанс оказаться в одной кровати с бездыханным телом хозяйки особняка, если только позволю увлечь себя этой опасной игрой, а подобное вовсе не входило в мои планы.