Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
Томящая тишина и скука, которая обыкновенно царствовала вокруг этого замка, была внезапно нарушена оживленными криками охотников, лаем собак, топотом лошадей и всей веселой суматохой, неразлучной с пышной королевской охотой.
В дубовой аллее мелькнуло чье-то женское платье. Молодая девушка, стройная, но чрезвычайно нежного сложения, ходила взад и вперед по аллее и тревожно прислушивалась к звукам охотничьих рогов. Ее темно-каштановые волосы зачесаны высоко над белым горделивым лбом и падают на затылок роскошными локонами. Она одета в темно-синее платье из шелкового дама, которое плотно облегает ее тонкую талию и падает на землю тяжелыми складками. Сверху наброшен легкий черный шарф. Трудно было придумать что-нибудь старомоднее и неизящнее этого наряда, в котором девушка должна была встретить своего жениха. К этому юному нежному созданию гораздо больше пошел какой-нибудь легкий, светлый наряд, нежели это печальное, торчащее платье, которое годилось только во времена Ван Дейка, но при сравнении с тогдашними туалетами выглядело более чем карикатурно.
Оплошность эта произошла, с одной стороны, вследствие стесненных обстоятельств, в которых находилась фамилия Стюарт, с другой — вследствие неожиданной поспешности Людовика XIV. Трудно было приготовить какой-нибудь порядочный туалет в такое короткое время и пришлось обойтись своими средствами. Конечно, мадам Бове с величайшей готовностью помогла бы им в этом деле, но самолюбие королевы Генриетты не позволило ей сознаться в своем затруднении. Так что не будь у Анны милого, привлекательного личика с большими блестящими глазами, то вид ее в этом костюме мог бы возбудить только один смех.
Между тем звуки рогов раздавались все ближе и ближе. Вдруг из чащи выскочил олень, за ним пронеслась целая свора собак и толпа охотников. На боковой дорожке показалась спутница принцессы, леди Мертон, и быстро подошла к ней.
— Принцесса, король оставил охоту и едет сюда. Соберите все ваше присутствие духа.
— Не оставляйте меня, прошу вас! Сначала я радовалась этой встрече, но теперь сама не знаю, почему — мною овладела страшная робость!..
— Бога ради, успокойтесь, принцесса! Не забывайте, что от вашей смелости и находчивости зависит все ваше будущее счастье. Ах! Вот идет и лорд Жермин!
Лорд приблизился к Анне. Он имел чрезвычайно суровый и надменный вид.
— Принцесса, — начал он строгим голосом, — наступает минута, когда звезда Стюартов должна или ясно заблистать или погаснуть навсегда! От вас одной зависит успех этого дела. Мы с леди Мертон будем находиться здесь поблизости, а вы ступайте вперед.
Молодая девушка вспыхнула.
— Милорд, — сказала она слегка дрожащим голосом, — я привыкла к вашему резкому обращению, и мне будет странно видеть, как завтра же вы перемените его, если только исполнится желание моей матери!
Она повернулась и, не ожидая ответа озадаченного лорда, пошла вперед. Не успела молодая девушка сделать несколько шагов, как в конце аллеи показалось несколько мужчин, шедших ей навстречу. Она остановилась, колени ее задрожали, ее бросало то в жар, то в холод. Но когда среди мужчин принцесса увидела фигуру пламенно любимого короля, силы совсем изменили ей. Она была близка к обмороку. Прислонившись к дереву, бедная девушка тяжело дышала.
— Однако, — говорил король, — мы забрались в страшную глушь. Неужели у вдовы короля английского не нашлось ни одного свободного человека, который избавил бы нас от труда отыскивать принцессу в этом лесу? Нельзя сказать, чтобы это было слишком вежливо!
— Вот там, сир, нас кто-то ожидает, — сказал Конти, указывая на Анну, которую он заметил между деревьями.
— Кто это, барышня или горничная? Боже! Какой туалет! Бедная девушка кажется в этом наряде каким-то замшелым экземпляром времен короля Якова! — рассмеялся король.
— Ваше величество, говорят, что фамилия Стюарт сильно стеснена в денежном отношении, — заметил Конти.
— Вот прекрасное извинение, кузен! Можно быть бедным, но вместе с тем иметь вкус и сохранить некоторое достоинство в манерах. В каком-нибудь нищенствующем испанском доне вы всегда узнаете прежнего гидальго. Мы полагаем, что, ожидая нас и желая улучшить свое печальное положение, можно было немного подумать о своей внешности.
— Ваше величество, не ставьте в вину принцессе то, что зависит исключительно от бестактности окружающих ее, — проговорил Конти с грустью.
Людовик XIV приказал сопровождавшим его остановиться, а сам пошел к Анне, которая при его приближении низко поклонилась.
— Имею честь приветствовать короля Франции… — пробормотала она.
— Здравствуйте, милая! Будьте так добры, доложите о нашем приходе принцессе Анне!
Молодая девушка побледнела.
— Ваше величество, — с усилием проговорила она, — я сама Анна Стюарт.
По губам короля пробежала насмешливая улыбка.
— Простите, ваше высочество, — сказал он, взяв ее руку и поднося к своим губам, — мы никак не ожидали, чтобы вы взяли на себя труд быть своей собственной фрейлиной!
Король любезно предложил ей руку и повел вперед.
— Вы изъявили желание, сир, видеть меня одну. В противном случае мать моя сама бы встретила вас и избавила меня от унижения быть принятой вашим величеством за служанку! — сказала Анна с достоинством: задетое самолюбие возвратило ей самообладание.
— В таком случае вся вина за нашу ошибку, о которой мы чрезвычайно сожалеем, падает на тех, кто перетолковал вам нашу просьбу. Еще раз мы просим вашего извинения! Боже мой, — продолжал король, — в каком уединении вы живете! Как все, окружающее вас, мало соответствует вашему сану и положению. Скажите откровенно, принцесса, вам сильно хочется оставить этот печальный замок?
Анна слегка покраснела.
— Вы не ошиблись, сир, — отвечала она простодушно. — Тяжело в мои годы слышать постоянные разговоры о пирах, празднествах, различных увеселениях и не иметь возможности принять в них участие!
— Это тем более ужасно для тех людей, которые по своему рождению имеют право на все блага жизни.
— Для этих людей, сир, — отвечала Анна с живостью, — надежда стать в будущем тем, чем должен быть, и неуклонное стремление к этой цели должны служить утешением и поддержкой в настоящих невзгодах.
— Надо отдать справедливость, принцесса, вы придерживаетесь чрезвычайно утешительной и практической философии. Впрочем, она сделалась, кажется, хронической болезнью всех обитателей Сен-Коломбо.