Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
Но вот Рагенокс закричал ему, что сейчас начинается второй акт, и Мольер покорно побрел за кулисы. Тут встретился с ним Койпо, грустный и огорченный.
— О чем вздыхаешь, дружище? Что поделывает Иеремия?
— Иеремия околел! — отвечал певец и залился слезами.
— Ну чего ты расхныкался! Не от осла же зависела твоя веселая песня!
— Увы! С ним я похоронил мою душевную веселость!
— Ну что за вздор!
— Верь мне, Батист, без моего осла я ни на что не годен. Бедный, незабвенный Иеремия!
И неутешный певец ушел в самый отдаленный угол оплакивать своего умершего друга.
Мольер молча сел на скамейку и погрузился в глубокую задумчивость. Арманда дулась на него, актеры приходили и уходили, не обращая на него ни малейшего внимания. Четыре действия уже кончились, приближалось последнее, а Мольер все сидел на том же месте, печально опустив голову. Невеселые картины рисовало ему воображение…
Когда занавес опустился, на сцену вышел какой-то незнакомец и начал шептаться с Рагеноксом, который подошел наконец к Мольеру и положил ему на плечо руку.
— Проснитесь, Мольер! Какой-то господин желает говорить с вами.
Мольер поднял голову и увидел перед собой господина, закутанного в плащ. Того самого, которого он уже заметил в ложе. Рагенокс оставил их вдвоем.
— Вы желали меня видеть, милостивый государь? Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?
— Мы старые знакомые, господин Мольер. На мою долю всегда выпадает приятная обязанность сообщать вам радостные известия.
— Боже мой! Кого я вижу! Шевалье Гурвиль!..
— Помните ли вы ту ночь, когда я отвез вас к принцу, в Пезенас?
— Неужто и теперь вы имеете подобное же поручение?.. — радостно воскликнул Мольер.
— Тише, любезнейший, тише! Пока еще нет надобности разглашать то, что я намерен сообщить вам. Вот в чем дело. Принц Анжуйский просил у короля позволения содержать свой собственный театр и пригласить вас с труппой Бежар. Его величество согласился, но желает, чтобы ему предварительно представили всех актеров этой труппы и чтобы вы дали пробное представление. Надо предупредить вас, что король обращает большое внимание на наружность. Не скрою также, что желанием принца Анжуйского руководит вовсе не любовь к искусству, а скука пресыщенного человека, не знающего, чем наполнить пустоту своей жизни. Как видите, положение ваше еще весьма шатко, все зависит от каприза короля или его брата. Принцу Конти поручено вести переговоры с вами, и он-то послал меня сюда. Вот его письмо. Я буду ждать вашего ответа в ложе направо, а теперь — до свидания!
Хотя Мольер давно уже был готов к подобному известию, но все же в первую минуту он остолбенел от радости. Голова у него кружилась, мысли путались. Медленно прошел он в гардеробную и дрожащими руками распечатал письмо своего покровителя…
Между тем трагедия кончилась. Опустился занавес, и актеры толпой хлынули в гардеробную.
— Слава тебе господи! — воскликнул Тарильер. — Наконец-то кончилось это фиглярство!
— Объявляю тебе, Мадлена, — кричал Лагранж, — я больше не выйду на сцену и брошу вашу труппу, если не получу директорства.
— Погоди, Лагранж, — смеялась Дюпарк, — может быть, Мольер перенесет нас в Париж на облаке, ха-ха-ха!
— Ну, уж признаюсь, — колко заметила девица Дебрие, — после нынешнего вечера этот хвастун потерял всякий кредит у нас.
Вошел Рагенокс.
— Ну что, господа, будете ли вы играть? Пора поднимать занавес. Публика приходит в нетерпение.
— Пусть их убираются к черту! — заревел Круасси. — Я бы с удовольствием заставил их просидеть тут целую ночь!.. Позовите Мольера, ведь он должен начинать!
— В чем дело? Что это вы так расшумелись? — раздался голос Мольера. Он смыл румяна и переоделся в свое обычное платье.
Все взглянули на него с удивлением.
— Да ты с ума сошел, человек? — закричала на него Мадлена. — Смотрите, пожалуйста, он изволил переодеться, когда пьеса должна начаться! — Она отчаянно всплеснула руками.
— Я не буду играть сегодня, и пьеса отменяется, — спокойно отвечал Мольер. — Подумали ли вы, Мадлена, о том, что я говорил вам насчет труппы? Если сумма, предложенная мною, кажется вам недостаточной, то я готов дать восемь тысяч ливров с тем только, чтобы вы немедленно решили этот вопрос.
— Восемь тысяч? Что? Как! — раздалось со всех сторон.
— Если сейчас же отдашь деньги, пожалуй, я согласна, — отвечала Мадлена с явным недоверием.
Мольер молча вынул из кармана восемь билетов, каждый в тысячу ливров, и положил их в руку остолбеневшей Мадлены.
— Господа, вы все свидетели! Отныне труппа называется моим именем. Имущество я приму через час!
— В таком случае я не намерен оставаться в этой труппе! — закричал Лагранж.
— Если ты выскажешь то же через час, — отвечал Мольер, — то я не буду препятствовать твоему отъезду. Рагенокс, вели поднять занавес, я желаю сказать несколько слов публике.
Мольер вышел из гардеробной, все актеры бросились за ним. Взлетел занавес.
— Почтеннейшая публика! — начал Мольер. — По непредвиденным обстоятельствам сегодняшнее представление не может быть окончено. В продолжение двух следующих недель театр будет закрыт, так как труппа, по приказанию его величества, всемилостивейшего короля нашего и брата его, принца Анжуйского, уезжает в Париж играть на придворной сцене. О времени, когда здесь возобновятся представления, мы будем иметь честь известить публику особыми объявлениями!
Проговорив эту импровизированную речь, Мольер низко поклонился, занавес упал. На сцене поднялась страшная суматоха. Актеры окружили нового директора и осыпали его вопросами.
— Как?! Нас вызывают в Париж?! — кричала Мадлена.
— Неужели сам король требует нас? — вопил Круасси.
Тарильер издавал какие-то бессмысленные восклицания.
— Батист, друг мой, сокровище мое! Как я рада за тебя, — шептала Арманда, ласкаясь к нему. — А сдержишь ли ты теперь свое слово?..