Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
Один из офицеров отомкнул железный замок, удерживавший маску на лице Мархиали, и взорам присутствующих представилось прекрасное, бледное, юношеское лицо. Несчастный, как бы пробудившись от тяжелого сна, провел рукой по лицу.
— Это — глаза кардинала! Его живой портрет!.. — прошептала как бы в бреду больная.
— Подойдите к этой даме, Мархиали, она очень любит вас.
— Любит меня? — резко воскликнул молодой человек. — Так почему она стыдится меня, скрывает от людей, точно пугало? Кто я? Кто эта женщина на этой роскошной постели, в этой великолепной комнате? Кто вы сами, милостивый государь, перед которым все преклоняются, и почему
— Потому что ты мой сын! — крикнула умирающая. — Сын Анны Австрийской, а это — Людовик Четырнадцатый, король французский… О боже, я…
Она в изнеможении упала на подушки.
— Бога ради, замолчите! — воскликнул король и сильно дернул звонок.
Вбежали Фейльад и офицер.
Мархиали близко подошел к постели Анны. Его глаза сверкали, он весь дрожал.
— Так знайте же вы, моя бессердечная мать, и вы, мой безжалостный брат, заживо похоронивший меня, — знайте, что я ненавижу и проклинаю вас!..
— Наденьте на него маску! — приказал король.
— Да, да и скорее уведите меня отсюда в мою темницу, где меня никогда не покинет вечный, милосердный Господь!..
Маска опять закрыла его лицо. Мать с мольбой протянула к нему руки, но он дико захохотал и исчез за потайной дверью.
— Я умираю… — простонала Анна Австрийская и лишилась чувств.
Король послал просить всех членов королевского семейства. Через несколько минут все собрались в комнате умирающей. По правую сторону постели преклонили колени Людовик и Филипп, по левую — Терезия и Анна. Умирающая открыла глаза, обвела присутствующих тусклым взглядом и остановилась на Терезии.
— Неси терпеливо крест свой, дочь моя, самоотречение — удел всех королев!..
Это были ее последние слова.
Глава VIII. «Мизантроп»
Мольер надеялся, что с удалением Лорена ничто уже не будет нарушать его спокойствие, но судьба решила иначе, и бедному поэту пришлось перенести еще много тяжких испытаний. Королева Анна Австрийская, его неизменная покровительница, умерла, и вслед за тем он должен был услышать еще более ужасное известие, что и принц Арман де Конти также скончался после продолжительной болезни. Король был всецело поглощен приготовлением к великой драме, которую он сам собирался представить миру, и безучастно относился ко всему остальному, так что Мольер остался без всякой поддержки. Враги поэта, зорко следившие за всеми изменениями в его судьбе, сочли этот момент самым удобным, чтобы снова напасть. Первый поднял руку Расин, человек, которому он оказал такую бескорыстную дружбу, который обязан был своим блестящим успехом его советам и покровительству. Расин написал новую трагедию «Александр» и хотел с помощью Мольера поставить ее в Пале-Рояле. Уже все роли были розданы актерам, но Бурзольт успел как-то вкрасться в доверие Расина и так сумел воспользоваться бесхарактерностью последнего, что тот решил изменить Мольеру и отдать свою трагедию Бургонне и, мало того, не постыдился сманить талантливую Дюпарк, которую соблазнил самыми блестящими обещаниями.
Этот удар был слишком чувствителен для нежной и впечатлительной души Мольера. Он не вынес его. Душевные страдания давно уже подготовили почву для болезни — и Мольер слег. Два месяца он находился между жизнью и смертью. Доктор Мовилен, его врач и друг, почти не отходил от постели больного, только благодаря его искусству и неусыпным заботам Мольер был спасен.
Но не на радость
Между тем враги Мольера не дремали: потеряв надежду подорвать его авторитет как писателя, они решились наконец напасть на него, как на честного человека и очернить его репутацию.
В одно прекрасное утро два полицейских чиновника явились вдруг в дом Мольера и потребовали свидания с ним.
Удивленный и отчасти встревоженный Мольер поспешил выйти к ним.
— Что вам угодно, господа? — вежливо спросил он, приглашая их садиться.
— Вы Жан-Батист Поклен, прозванный Мольером? — спросил один из чиновников.
— К вашим услугам!
— На меня возложена чрезвычайно тягостная обязанность арестовать вас…
— Арестовать?! Меня?! Но за что?..
— Вследствие обвинения актера Манфлери, который утверждает, что ваша жена Арманда Бежар, рожденная от Мадлены Бежар, в то же время ваша незаконная дочь!
— Боже!.. Этого только недоставало!.. — простонал Мольер.
Арманда истерически зарыдала.
— Не плачь, — обратился он к ней, — я докажу всю чудовищность этой клеветы и буду оправдан!.. Куда вам приказано отвести меня?
— В Консьержери.
— Хорошо! Я готов следовать за вами, но буду просить об одной милости: позвольте мне лично передать письмо его величеству!
— Если вы обещаете не делать попыток к побегу, то мы согласны!
— Будьте совершенно спокойны!
Мольер наскоро написал письмо к королю, вложив в него свидетельство о рождении Арманды, и стал прощаться с родными. Он делал все это как-то тупо, машинально, точно человек, находящийся в припадке сомнамбулизма. Наконец его усадили в карету и увезли.
В то самое время, когда эта трагическая сцена разыгрывалась в доме Мольера, Людовик XIV находился с герцогиней Орлеанской и Кольбером в своем кабинете, где они обсуждали только что полученные депеши. Известия были чрезвычайно важны. Император германский переманил на свою сторону всех рейнских князей и положительно отказывался от союза с Францией. Герцог Лотарингский высказывался весьма враждебно: он решился даже принять к себе на службу Лорена и Марсана, что не предвещало ничего доброго.
Занятия короля были прерваны приходом Мараметта.
— Что тебе нужно? — нетерпеливо крикнул король.
— Письмо к вашему величеству!
Людовик XIV схватил письмо и сорвал печать. Чем дальше он читал письмо, тем мрачнее становилось его лицо, наконец он воскликнул с негодованием:
— Какая отвратительная ложь! Представьте себе, Мольера обвиняют, будто он женился на своей родной дочери! Просмотрите эти документы, Кольбер!
— В самом деле, какая безобразная выдумка! — сказала герцогиня. — Всякий, кто хоть немного знает Мольера, ни на минуту не поверит этой клевете!