Людовик XIV
Шрифт:
Кольбер не смог до конца убедить Людовика XIV в том, что выгодно развивать дальние и колониальные плавания. Министр и его король вскоре, во всяком случае, поняли, что голландцы, эти «ломовики моря», и англичане имели морской флот с многолетней традицией и очень сильно в этом опережали других. Идея довести тоннаж торгового флота до уровня военного вскоре была отброшена. В одном вопросе Жан-Батист Кольбер проявил большую дальновидность, чем Ришелье; он предложил наиболее приемлемое для Людовика решение, которое даже вызвало его молчаливый восторг: вместо того чтобы конкурировать напрямую в торговле с морскими державами, королевство Франции могло вкладывать больше средств в военный флот и именно таким образом превзойти возможности своих соперников. Король и его министр не только мечтали о большом военном флоте, они его создали и сделали оперативным в течение сравнительно короткого времени (1664–1674 годы).
Риск, конечно, был в том, что можно было поддаться соблазну и использовать этот флот.
Эффективное оружие: дипломатия
У войны свои причины, которые необязательно приемлемы для разума, но с которыми дипломатия
В течение всего правления Людовика XIV французской дипломатией управляли четыре высокопоставленных чиновника: де Лионн (умер в 1671 году), Симон Арно де Помпонн (временно впал в немилость в 1679 году), Кольбер де Круасси (умер в 1696 году) и его сын маркиз де Торси (который был отстранен от должности по нелепой причине в 1715 году). Кроме них, было много других советников, у которых не было соответствующих полномочий, но которые оказывали влияние на внешнюю политику. Это были виконт де Тюренн, Жан-Батист Кольбер, маркиз де Лувуа, маркиз де Шамле, де Шамийяр, канцлер де Поншартрен, даже граф де Бержик. И кто может утверждать, что Людовик XIV изменил бы свою иностранную политику трижды, десять или пятнадцать раз с одним-единственным желанием: последовать совету тех, к кому он обращался. Вероятнее всего, он подбирал людей, которые больше всего подходили для осуществления его замыслов. На самом деле, король нисколько не отступает от выбранного им курса, заставляет принимать нужные решения и проводить их в жизнь{281}. Он берет на себя целиком ответственность за все.
Накануне Деволюционной войны Людовик будет смотреть на столкновение с Испанией как на «обширный полигон», который ему даст большие возможности проявить себя. Но он тотчас же сделает поправку: «Наша храбрость, как бы велика она ни была, не должна пренебрегать советами нашего разума»;{63} следует отметить, что в то время «слава» короля или его оружия является всего лишь символом славы нации, нации, которую обязаны защищать донкихоты, но которую кормят и обслуживают санчопансы.
Славу королевство приобретает явно в 60-е годы, как и в годы правления кардиналов; и предшествовало этому прямое или косвенное принижение Австрийского дома и потеря влияния Испании и ее империи. Все, кажется, тогда благоприятствовало Франции: демографическая обстановка, которая компенсировала с лихвой экономическое опережение Соединенных Провинций и Англии; ослабление императорской власти в Германии; раздел Италии; возросший авторитет наихристианнейшего короля, победившего Его католическое Величество. В тот самый день, когда в 1660 году Людовик XIV и Мария-Терезия, его молодая супруга, въезжали в Париж, можно было прочитать надпись на Триумфальной арке (рядом с которой стоит статуя Генриха IV), где молодой король сравнивается со своим предком. Текст в переводе на французский язык звучит так: «Один и другой подарили своим народам благополучие мирной жизни, но второй распространил его на весь мир, утихомиривая все королевства благодаря своему посредничеству».
Посредничать можно успешно в том случае, если уметь поддерживать, создавать сторонников за границей. И король Франции в этот момент достаточно богат, чтобы осуществить такую программу «золотой ценой и этим крепко привязать к себе монархов и министров других государств. Можно было подумать, что вся Европа продажна»{281}. На землях Священной Римской империи князья и епископы оспаривают друг у друга преимущество быть включенными в список получающих нашу денежную помощь. Но Франция должна еще отправить мешки с золотыми экю восстановленному на троне Карлу II, королю Англии, двоюродному брату Людовика XIV, недовольным в Венгрии, польскому королю, своим шведским союзникам. Наше правительство надеется такой ценой досадить британскому парламенту, разыграть карту князей Священной империи против императора, поддержать союзников, способных нанести ему удар с тыла, укрепить шаткую верность нерадивых своих протеже. До Нимвегенского мира, по крайней мере, но иногда и после него дипломатия Людовика XIV пользуется этим старым способом, доведя его до такой степени эффективности, которая привела бы в изумление самого Людовика XI. Однако ничего нет прочного в этом грешном мире, так что предательства, отход от альянсов, увертки и отречения от данных обещаний союзников, которым мало заплатили, не вызывали, судя по всему, у министров Короля-Солнце ни малейшего удивления.
Пример со шведами говорит сам за себя. Франция осыпала милостынями этого северного помощника, страну, которая получила лакомый кусок в 1648 году, страну, в которой насчитывается менее трех миллионов подданных. Благоприятный Оливский мир (1660) был подписан лишь благодаря посредничеству Мазарини. И Франция, «традиционная союзница Швеции», подписала с ней в 1663 году торговый договор, укрепив тем самым союзнические пакты. Однако это не мешает Швеции вести переговоры с Англией в 1665 и в 1672 годах, с Голландией в 1675 и в 1679 годы, несмотря на состояние войны. В начале 1668 года она будет примыкать к Тройственному союзу, и англо-голландцы ей вручат за это, в качестве первого взноса, сумму в 480 000 риксдалеров серебром. Однако принятое ею обязательство, направленное против Франции, останется лишь на бумаге, если Париж даст ей дополнительные субсидии. В 1672 году, по Стокгольмскому соглашению, те же шведы будут гарантировать Франции в случае необходимости свое выступление против немецких князей и даже против голландских кораблей в обмен на незамедлительную годовую ренту в 400 000 экю, которая должна возрасти до 600 000 экю в случае открытого военного столкновения. На этот раз они выполняют свои обязательства, подписанные, благодаря дипломатическим усилиям маркиза де Помпонна, и за которые в данном случае не пришлось, по крайней мере, слишком дорого заплатить»{257}.
После Нимвегенского мира дела пойдут не так легко. Политика «присоединений» будет вызывать все большее и большее раздражение в землях Империи. Злоязычные католики будут упрекать наихристианнейшего короля в том, что он не помог, как поляки и лотарингцы, защитить Вену и христианство от турецкой опасности. Протестантские государства не простят отмену Нантского эдикта (1685). Будет намного труднее содержать штат сторонников за границей. К тому же эта политика субсидирования по-настоящему разорительна. Франция, слишком часто находившаяся в состоянии войны с Европой, будет медленно приближаться к своему финансовому краху. Но в шестидесятые годы мы еще до этого не дошли. Французская дипломатия не нуждается даже в секретности. Она в открытую претворяет в жизнь свои замыслы, опираясь на свой большой авторитет. В одном случае она запугивает, в другом — обольщает, но почти везде и всегда производит сильное впечатление.
Акты великолепия
Франция 1661 года и последующих лет, у которой было 18 миллионов подданных, хорошо обученная армия, быстро растущий современный флот, обновленное административное управление, блестящее духовенство, где наблюдался расцвет науки и искусств, не могла не продемонстрировать в стиле барокко, в стиле эпохи свое могущество, не могла не воспользоваться им, не злоупотребить им. Казалось, что все эти положительные факторы, которыми тогда располагала Франция, уравновешивались почти полностью отрицательными или нейтральными моментами, которые позволят Людовику XIV установить в Европе свое личное правление, как это делает генерал армии, отдающий приказ трубить сигнал к атаке.
Леопольд I, который на два года моложе короля Франции и у которого тоже есть духовник-иезуит, почти полностью потерял непосредственное влияние на князей Священной империи. С 1662 года ему приходится противостоять на востоке армиям турецкого султана. В Мадриде, униженном заключением Пиренейского мира, будущее династии покоится исключительно на инфанте, будущем Карле II, хилом ребенке, родившемся 6 ноября 1661 года. С 1660 года Лондон живет в период правления восстановленных на троне Стюартов. В своих «Мемуарах» 1661 года Людовик XIV напишет: «Кромвель умер, и король восстановлен»; брак Месье с сестрой Карла II Английского должен был способствовать тому, чтобы этот монарх продолжил служить интересам короля Франции{63}. Своевременные субсидии должны были довершить дело. В Соединенных Провинциях временно был отстранен от власти дом Нассауско-Оранских принцев, дом неспокойных ярых протестантов, стремящихся к захватам. Больше нет поста статхаудера (главного полководца). Патрициат Голландской провинции руководит политикой республики. Ян Де Витт, «великий пенсионарий», менее агрессивен, менее нетерпим и менее враждебен по отношению к католической Франции, чем были и будут позже статхаудеры и партия оранжистов. Людовик XIV уверяет, что Господь послал на землю Яна Де Витта «для свершения великих дел»{216}. Итальянские государи — либо наши союзники, либо нас боятся. Наши связи простираются до ближневосточных портов, до Венгрии, Московии, Полыни. У Людовика XIV не было еще таких козырей: армии в 150 000 солдат (пока всего 50 000), флота из 100 линейных кораблей (пока всего 9 или 10), а он уже заранее с умыслом внушал в Европе мнение о себе как о блистательном короле, которого надо бояться. Его «акты великолепия» призваны продемонстрировать уже в 1661 году всем иностранцам — дворам, канцлерам, народам — величие правления этого короля.
Когда барон де Ваттевиль, представитель в Лондоне католического короля, грубо отказал графу д'Эстраду 10 октября 1661 года в приоритете — до сих пор признаваемом, — Людовик XIV выгоняет в отместку из Фонтенбло и из своего королевства графа Фуэнсалданья, посла Филиппа IV. А когда король Испании предложил отозвать Ваттевиля и посоветовал своим послам воздержаться от появления на публичных церемониях в Лондоне, Людовик тут же потребовал, чтобы обязательство не соперничать с посланниками Франции было распространено на все дворы. 24 марта 1662 года в присутствии послов, министров, посланников на торжественном приеме король Франции принимает извинения, приносимые Испанией. Составляется протокол и подписывается нашими четырьмя государственными секретарями. Людовик XIV напишет своему сыну: «Этот успех можно было бы, конечно, назвать значительным, поскольку я добился того, на что мои предшественники даже не надеялись, заставив испанцев не только признать, что они не претендуют на соперничество, но даже пойти на то, чтобы торжественно и документально закрепить это свое признание. И я не знаю, был ли за всю историю монархии более славный для нее факт: ибо короли и монархи, которых наши предки видели иногда у своих ног оказывающими им почтение, выступали не как короли и не как монархи, а как простые сеньоры небольших княжеств, которые у этих сеньоров были в ленном владении и от которых они могли отказаться. Здесь же почтение совсем другого рода — короля королю, короны короне, которое не оставляет ни малейшего сомнения даже нашим врагам в том, что наша монархия является первой во всем христианском мире. Этот успех, впрочем, не был бы таковым, я могу это с уверенностью сказать, если бы я не действовал от начала и до конца по своей собственной инициативе гораздо чаще, чем следовал бы советам других, и это было для меня в течение долгих лет поводом для радости»{63}.