Люфтваффельники
Шрифт:
Отзвучали все тосты, восхваляющие молодых, затихли веселые песни и хмельные возгласы. Многочисленные и знатные гости откланялись. Кто не смог уйти на своих ногах, тех вынесли образцово вышколенные слуги рыцаря, молчаливые и незаметные, но весьма расторопные.
Взволнованная девица с трепетом ждала того момента, когда останется наедине с рыцарем. Она была невинна и совсем не знала, что ее ожидает. По словам монахинь, супружеский долг неизменно связан с невыносимой физической болью и постоянными душевными страданиями. Настоятельница монастыря утверждала, что делить ложе с мужчиной необходимо лишь только для продолжения рода. А сладострастные плотские утехи — это смертный грех, который недоступен благородным дамам. Это удел презренных блудниц и падших женщин
Прекрасная невеста, а ныне — молодая жена, медленно вошла в спальню и, сбросив одежды, легла на брачное ложе, которое было покрыто шкурами животных, добытых рыцарем на кровавых охотах. Юная дева решила с честью выполнить свой супружеский долг. Лишь один вопрос терзал ее — нежность?!
Будет ли этот совершенно незнакомый ей человек, который сегодня стал ее мужем, ее господином, ее властителем, хоть немного нежен с ней?! Ибо она с несказанным удивлением и благоговейным трепетом ощущала рождение непонятного сладкого чувства внизу своего живота — как будто в ее чреве распускалась нежная роза.
«Боже, я совершенно не знаю этого человека! И совсем не хочу быть его супругой! Но я исполню волю родителей и твою волю, господи. Я буду для него верной женой. Я буду терпеливо ждать его из военных походов. Я буду готовить ему вкусную пищу и различные яства. Я буду заботливо врачевать его раны. Я буду дарить ему нежное тепло своего тела, и говорить лишь только ласковые слова. Я буду рожать ему красивых и здоровых детей. Я стану ему преданным другом и никогда не предам его. Я буду стойко и смиренно переносить его раздражение, бранные оскорбления и плохое настроение. Я буду с достоинством сносить его равнодушие ко мне, грубость и возможно, жестокие побои! Я буду улыбаться, когда ему это будет приятно. Я буду украдкой глотать слезы, когда он совсем перестанет замечать меня. Когда моя молодость и красота увянут, я сделаю вид, что не замечаю его новой молодой любовницы. Я все сделаю, как велит моя святая клятва и брачный договор. Господи, я вынесу все это многократно, но молю тебя, заклинаю — пусть в первую брачную ночь, мой муж будет хоть немного нежен со мной! Хотя бы один-единственный раз. Пусть этот цветок, что расцветает в моей плоти незнакомым мне ранее сладострастным чувством, не будет безжалостно сорван грубой рукой рыцаря, закованной в железную перчатку и, не будет втоптан в дорожную пыль копытами его боевого коня. Пусть, хотя бы в первую нашу общую ночь, рыцарь не доставит мне физической и душевной боли. Пусть наш первенец будет зачат в нежности и познает великую силу родительской любви. Я хочу, я мечтаю, я молю тебя господи, чтобы наш ребенок не был лишен отцовской любви. А свою любовь я отдам ему всю — без остатка».
Половицы жалобно скрипнули под тяжестью тела, закованного в железные латы — в комнату вошел рыцарь. Дева испуганно замерла, закрыла глаза и затаила дыхание. Рыцарь подошел к брачному ложу, было отчетливо слышно, как глухо звенят его боевые доспехи. Он медленно склонился к молодой супруге и неожиданно резким движением сорвал покрывало.
Его взору предстало удивительно гармоничное тело юной красавицы. Рыцарь долго смотрел на роскошное великолепие плоти, законным хозяином которого он стал в сегодняшний день. Девица лежала, затаив дыхание и не смея шевельнуться, отчетливо осязая бархатной кожей, тяжелый взгляд своего властителя-мужа, который медленно скользил по ее нагому телу. Так продолжалось достаточно долго. Затем, рыцарь молча развернулся и вышел из комнаты.
Именно в те мгновения, когда молодая жена, уязвленная равнодушием рыцаря, горько рыдала в одиночестве на холодном брачном ложе и страстно взывала к богу с молитвами полными искренних слез и отчаяния, многочисленная армия ее мужа громкими восторженными криками и боевыми возгласами приветствовала своего грозного предводителя.
Рыцарь бросил свою прекрасную юную невесту на брачном ложе, не вкусив ее невинной чистоты
Величественно входил рыцарь во главе своей мощной армии в захваченные и разоренные города. Он презрительно смотрел на склоненных в почтительном поклоне новых подданных своей стремительно растущей империи. Кто не хотел склонять голову, был силой поставлен на колени. Кто не хотел становиться на колени, безжалостно истреблялся.
Рыцарь продвигался все дальше и дальше, оставляя позади себя разграбленные города и пепелища пожарищ, реки крови и озера слез. Там, где прошла жестокая армия грозного рыцаря, слышались отчаянные стенания обесчещенных женщин, плач детей, потерявших своих отцов, проклятия стариков и зубовный скрежет немногочисленных мужчин, выживших в недавних боях.
Владения рыцаря росли, а могущество крепло. О славных победах сурового воина слагались новые мелодичные и красивые баллады, которые эхом бродячих менестрелей изредка добирались до стен родового замка рыцаря.
Великое множество прекрасных женщин из числа захваченных благородных невольниц согревали рыцаря в его походном шатре холодными ночами и покорно делили с ним ложе. Но ни одной весточки не было послано рыцарем своей законной супруге.
И однажды, встретив достойного противника, рыцарь потерпел первое и единственное поражение в своей жизни. Несмотря на свою личную храбрость и героизм — рыцарь яростно бился во главе передового отряда как лев, участь его войска была предрешена. Мужественный воин был вчистую разбит. Он потерял всю свою армию, некогда, самую боеспособную армию мира. Рыцарь положил на поле жестокой и бессмысленной брани всех — до последнего своего воина. Но, впервые победа досталась не ему.
Щит рыцаря с фамильным гербом знатного и гордого рода был разрублен надвое чудовищным по силе ударом грозного противника и остался лежать на поле боя как бесполезная вещица. Надежный шлем рыцаря, изготовленный искусным мастером кузнечного дела и украшенный ярким роскошным пером, с честью выдержал страшный удар вражеского копья, но был сорван с головы рыцаря и втоптан в грязно-кровавое месиво поля жестокой битвы.
Верный боевой конь вынес раненного рыцаря из самой гущи кровавого сражения, спасая жизнь своему хозяину. Последнее, что увидел в этом бою, теряющий сознание рыцарь было то, что священный для него лик герба древнего благородного рода славных предков, был презрительно втоптан в грязь вражеским предводителем. Последнее, что услышал поверженный рыцарь — был боевой клич ликующего врага. Врага-победителя!
Выполнив свой долг, обессиленный конь рухнул замертво, придавленный бесформенной грудой пробитых доспехов.
Оставшись один, рыцарь долго сидел у трупа коня, обхватив свою голову израненными руками. Рядом с ним лежал на земле его верный меч со сломанным клинком. Лезвие меча было в крови по самую рукоять.
Руки рыцаря были по локоть в крови. Это была кровь многочисленных вражеских воинов лично повергнутых смелым рыцарем в жестокой битве. Тело рыцаря тоже было в крови. Это была кровь самого благородного рыцаря, которая сочилась из множества ран, неумолимо проступая сквозь дыры в изувеченных доспехах и пробитой броне.
На фоне звездного неба с полной Луной пролетела стая воронья, привлеченная запахом свежей крови и спешащая к месту недавней беспощадной сечи на знатное пиршество. В ночной тиши было слышно, как воют довольные шакалы, разрывающие бездыханную, но еще теплую плоть поверженных воинов. Рыцарь все это видел и слышал, но ни один мускул не дрогнул на его суровом лице.
С наступлением утра, облачившись в лохмотья пилигрима и опираясь на кривую клюку, рыцарь двинулся в обратный путь. Далеко стороной обходил грозный рыцарь те города, что еще совсем недавно разорил и разграбил, стыдясь ныне своей слабости и ничтожности. Завидев случайного путника на дороге, рыцарь укутывался в истрепанный плащ, скрывая свои боевые доспехи, а голову и лицо прятал под грязный капюшон.