Люс-а-гард
Шрифт:
— Да нет же, конечно, не дураки, — согласился Дик, — только гордости в них больше, чем блох в старом козле! Не может быть, чтобы они узнали про стрелу с золотой головкой и не приняли вызова! Конечно, все они вряд ли явятся, но лучших стрелков наверняка пришлют…
— По-моему, тут будет веселее, чем мы рассчитывали, — и Мэгги заозиралась по сторонам. Люс вполне ее понимала — заваруха могла начаться в любую минуту, и девушке в такой заварухе делать нечего. Но Мэгги напрасно надеялась выбраться — толпа плотно обступила площадку, и тем, кто по знакомству оказался на лучших местах, оставалось лишь смиренно ждать
— Хотела бы я видеть, как лорд Блокхед справится с «зелеными плащами», — задиристо сказала Энн.
— Лорд берет с собой на праздник всю свиту, в замке останутся только хромой Джек и одноногий Барри. И он договорился с нами, значит, с городской стражей…
Тут Дик вспомнил, что выдает военную тайну, и замолчал. Он только сказал: «Вот!» и оттянул вырез кожаного жилета. За пазухой у него был немалый моток веревки.
Толпа загалдела.
— Милорд и миледи! — воскликнула Энн. — Ну, сейчас начнется! Одетая в длинные кольчуги свита бесцеремонно расчистила место, потеснив и городскую стражу, и зрителей. Через минуту Люс увидела всадников.
Впереди на высоких скакунах рука об руку ехали лорд и леди Блокхед. Лошадиные попоны, расшитые гербами, мели по земле. На милорде были длинный плащ вишневого бархата и здоровенная золотая цепь на груди. На миледи — синий плащ, подчеркивающий красоту ее золотых кудрей, и почти такая же цепь, только поменьше, фунта, пожалуй, всего на три… Ее парчовое жесткое платье было с очень низким вырезом, а вырез обшит лентой, утыканной драгоценными камнями подозрительной величины. Лорду было под сорок, леди — около тридцати, отнюдь не молодость по тем временам.
Естественно, Люс больше интересовал лорд Блокхед. Она оценила его удлиненное правильное лицо, золотистые, подвитые на концах волосы и аккуратную бородку. Лорд был в меру хорош собой, плечист, и лежащие на поводьях руки тоже вселяли надежду — они были загорелые, крупные, с длинными пальцами, наверняка обладали железной хваткой и намертво сливались с рукоятью меча или охотничьего кинжала.
Следом ехала другая пара — пожилой джентльмен, одетый в более скромный и, невзирая на жару, подбитый мехом коричневый плащ, и юноша лет шестнадцати.
Это был хрупкий, болезненного вида мальчик, со светлыми, почти платиновыми волосами, спадавшими на лоб ровной челкой до самых бровей. Будь Люс в более поэтическом настроении, она бы вспомнила какую-нибудь цитату про седых мальчиков, потому что память у нее была отменная. Но сейчас ее больше интересовал лорд Блокхед.
А между тем глаза у мальчика были поинтереснее светлых глаз лорда. Темно-карие, довольно глубоко посаженные, они то вспыхивали, то гасли под густыми темными ресницами. Одновременно тревога, настороженность и нерешительность были в этом взгляде. И в то же время он притягивал. Люс тоже поддалась на миг обаянию взгляда, потом мысленно встряхнулась, огляделась по сторонам и обнаружила, что немало краснощеких девиц уставились на юношу почти так же, как сама она несколько секунд назад.
Но ей сегодня был нужен вовсе не стройный, как тростинка, глазастый мальчик. Она прибыла сюда на поиски настоящих мужчин. Вроде тех, кто, уже отдавшись всей душой состязанию, сейчас протискивается сквозь толпу к огороженной площадке и к сарацину. Она узнавала их по длинным, в человеческий рост и более, лукам, по колчанам с оперенными стрелами, а еще — по глазам. У них были веселые и дерзкие глаза. А если судить по жизнерадостному девичьему визгу, обозначавшему маршрут каждого стрелка сквозь толпу, у них были еще веселые и дерзкие руки. И это обнадеживало.
Люс выросла среди серьезных до уксусной кислоты, блеклых, долговязых, страдающих всеми известными медицине расстройствами пищеварения мужчин, чья благовоспитанность вселяла в душу стойкое отвращение. Только такие и появлялись поблизости от стадионов, где заправляла ее неугомонная бабушка. Они носили элегантные пиджаки, говорили с бабушкой о крупных деньгах и крайне терялись, когда Диана пускала в ход свою неформальную лексику.
Пока конная свита лорда и леди — а в нее действительно входило все население Блокхед-холла, включая горничных на мулах и даже кормилицу с годовалым ребенком, завернутым в парчовое покрывало, — располагалась на самых лучших местах, Люс разглядывала в толпе своих возможных соперниц. И осталась очень довольна.
Местные девицы и молодые женщины были, как на подбор, круглы и неповоротливы. Роскошные груди так и рвались из сорочек. Юбки неуклюже сидели на крутых боках. С такими пышными бедрами носить широкие юбки — на взгляд Люс, это было натуральное самоубийство. До талии, вероятно, могли докопаться лишь сильные пальцы стрелков. На глаз ее точно установить не удавалось. Возможно, дело было еще и в том, что Люс выросла среди стройных, тренированных, подтянутых женщин.
Глядя на соперниц, Люс с удовлетворением вспомнила кадры записи своего коронного поединка — изящную и стремительную фигурку в изумрудном трико, безупречность талии и маленькой округлой груди, гибкость своей спины и стройность своих бедер. Здесь о такой роскоши еще не слыхивали. Люс была просто обречена на успех.
Пока она сравнивала себя с крестьянками и горожанками, на площадку вышел человек, одетый в алый плащ с неразборчивым гербом, зеленые штаны, желтый нагрудник с другим гербом и сложносочиненные рукава, привязанные чему-то вроде жилета разноцветными лентами. В руке он имел свиток совершенно карикатурного размера. Это мог быть или герольд, или шут его светлости. Поскольку никто не расхохотался, пестрый джентльмен, очевидно, был герольдом.
Двое из свиты лорда протрубили в рога. Началась официальная часть — зрителям долго и на разные лады рассказывали о щедрости лорда и леди. Затем один из слуг поднес леди на бархатной подушечке пресловутую стрелу с золотой головкой. Леди подняла главный приз над головой, чтобы все видели — вот оно, золото!
Были и другие призы — оловянные кубки, большое блюдо, видимо, под жареного кабанчика, и серебряный браслет, который Люс могла бы носить вместо пояса.
Герольд поклонился лорду с леди, испросил их позволения начать состязание, получил благосклонные кивки — и оно наконец началось.
Сперва лучники как бы стеснялись. Герольд вызывал их так и этак, а получил на площадку выпихнутого с большим шумом из толпы толстого мельника — того, кто прибыл вместе с Люс на осле.
Мельника здесь хорошо знали и бурно приветствовали, предчувствуя удовольствие и потеху. Тем более, что он уже успел не только разжиться луком со стрелами, но и приложиться к кувшину с элем.