Люси Салливан выходит замуж
Шрифт:
Потом мы немного поспорили о том, кто заплатит за такси.
— Я заплачу.
— Нет, я.
— Но ты платил за ужин.
— Но ты все равно не хотела идти.
— Все равно, справедливость есть справедливость…
— Почему ты не можешь расслабиться и позволить мне поухаживать за тобой? Ты такая…
— Эй! Вы уж разберитесь там поскорей! Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. — Таксист прервал доморощенный психоанализ Дэниела прежде, чем наш спор успел перерасти в ссору.
— Заплати ему, — пробормотала я. — Быстрее, пока он
Дэниел дал деньги таксисту, и тот раздраженно принял несомненно щедрые чаевые.
— Ты позволяешь ей слишком много болтать, — заявил таксист на прощанье. — Ненавижу болтливых женщин. — И уехал.
Я дрожала от холода и злобно смотрела ему вслед.
— Да как он посмел! И вовсе я не болтливая.
— Люси, успокойся.
— Ладно.
— Хотя в чем-то он был прав. Порой ты действительно слишком много говоришь.
— Ой, прекрати.
Я попыталась рассердиться на Дэниела, но не смогла и засмеялась. Для меня это было крайне необычное поведение, но я себе объяснила это тем, что вечер в целом тоже был необычным.
Мы позвонили в дверь того дома, где проходила вечеринка, но никто нам не открыл.
— Может, они не слышат звонок. Наверное, музыка слишком громкая, — предположила я.
Влажный холодный воздух пробирал до костей. Мы сжимали в руках банки с «Гиннессом» и прислушивались к музыке и смеху, доносившимся через тяжелые деревянные двери.
— Позволь мне заплатить хотя бы половину, — сказала я, чтобы скоротать ожидание.
— О чем ты?
— О такси. Давай заплатим пополам.
— Люси! Иногда мне хочется тебя стукнуть! Ты выводишь меня…
Тут дверь открылась, и на нас уставился молодой человек в желтой рубашке.
— Чем могу помочь? — вежливо спросил он.
Именно в этот момент до меня дошло, что я понятия не имею, у кого проводится эта вечеринка.
— Гм, нас пригласил Джон, — промямлила я.
— А, понятно, — воскликнул человек в желтой рубашке, ухмыльнулся и внезапно стал очень дружелюбным. — Так вы, значит, друзья Джона. Сумасшедший тип, не правда ли?
— Э-э, да, — рискнула согласиться я. — Абсолютно сумасшедший!
Очевидно, ответ был правильным, потому что дверь широко распахнулась и мы были допущены в дом — принять участие в происходящих внутри увеселениях. С упавшим сердцем я увидела, что там находилось огромное количество девушек. Примерно тысяча на одного мужчину, что являлось нормой для всех лондонских мероприятий подобного толка. И все эти девушки с явным интересом уставились на Дэниела.
— Кто этот Джон? — шепотом спросил меня Дэниел, когда мы вошли в пропитанный эстрогеном холл.
— Разве ты не слышал? Он — сумасшедший тип.
— Это я слышал, но кто он такой?
— Откуда я знаю? — шепотом же ответила я, предварительно убедившись, что молодой человек в желтой рубашке нас не слышит. — Просто я подумала, что среди собравшихся наверняка найдется хоть один Джон. Теория вероятности и все такое.
— Ничего себе, да ты гений! —
— Не-а, — возразила я. — Просто ты привык общаться с тупыми женщинами.
— А знаешь, ты опять права, — задумчиво сказал он. — Почему мне всегда попадаются безмозглые курицы?
— Потому что только безмозглые курицы согласны встречаться с тобой, — любезно подсказала я.
Дэниел взглянул на меня с горьким упреком:
— Ты так плохо относишься ко мне.
— Совсем нет, — рассудительно произнесла я. — Я критикую тебя для твоего же блага. Мне еще больнее от этого, чем тебе.
— Правда?
— Нет.
— О.
— Вот только не надо дуться. Это портит твою мужественную внешность, и ты распугаешь даже безмозглых куриц.
Наша набирающая силу перепалку была прервана громким радостным воплем:
— Ура! Вы пришли!
Сквозь толпы людей, стоящих в холле с банками пива в руках, к нам пробиралась востроглазая Карен. Должно быть, она весь вечер караулила у входной двери, подумала я осуждающе, но тут же мне стало стыдно. В том, что ей нравился Дэниел, не было ничего плохого, это всего лишь свидетельствовало о досадном недостатке вкуса. Карен выглядела очаровательно — именно такие девушки нравились Дэниелу: очень блондинистая, живая и шикарная. Если она верно разыграет свои карты и сумеет скрыть излишний интеллект, то у нее есть все шансы добиться статуса очередной подружки Дэниела. Она очень оживленно поведала нам о том, как она счастлива нас видеть, и забросала нас вопросами со скоростью дождевых капель, падающих на землю в грозу. Как нам понравился ресторан? Вкусно ли там кормили? Были ли там какие-нибудь известные люди?
Некоторое время я, как дурочка, думала, что тоже участвую в разговоре. Пока не обратила внимание на то, что Карен воспринимает мои уморительные истории о Григории и Дмитрии с каменным лицом, но стоит Дэниелу раскрыть рот, как она тут же заходится от хохота. И когда бы я ни встретилась с ней взглядом, она энергично, многозначительно хмурилась — ее брови падали со лба на скулы и снова подлетали кверху. А потом я заметила, что она что-то пытается сказать мне одними губами. Я прищурилась, пытаясь понять ее пантомиму. Она повторила. Что? Что она хотела сказать? Первая буква? Три слога? Звучит как?..
— Отвали! — прошипела мне в ухо Карен, когда Дэниел отвлекся на минутку, чтобы снять пальто. — Ради всего святого, исчезни!
— О, э-э, ладно.
Семена моего красноречия, как оказалось, падали на бесплодную почву. Я была лишней. Наступило время сматывать удочки. Я догадывалась, что на следующее утро Карен устроит мне головомойку. («Ради всего святого, объясни, ну почему ты торчала возле нас как приклеенная? Честное слово! Не могу поверить, до чего ты тупая!»)
Вообще-то я умела определять, когда мое присутствие было нежеланным. Иногда я догадывалась об этом даже раньше, чем те люди, кому я мешала или надоедала. Но в этот вечер я была необыкновенно толстокожа.