Люся, стоп!
Шрифт:
Шестидесятые годы. Годы «оттепели». Все оттаивали. У меня же в шестидесятые был самый холодный период. Я уже оттаяла в середине пятидесятых и в самом начале шестидесятых. Даже прекрасный фильм Владимира Венгерова «Рабочий поселок» придавили. «Оттепель» уже «свертывалась». И мной интересовались только «на просторах Родины чудесной». Но это такое неоценимое «только». О! Те люди в залах и зальчиках, на стадионах и в кинотеатрах давали мне так много! Их смелость, достоинство и сила, с какими они просто и естественно переживали свои сложности и неурядицы, служили мне мощнейшим источником вдохновения, сил, энергии и веры
А в Москве, дома, у меня всегда была музыка. С ней в бесконечные свободные дни не расставалась ни на час. Рахманинов, Мусоргский, Глинка, Эрл Гарднер, Питерсон, «Франческо да Римини», «Ромео и Джульетта», Кит Джарет, Ахмат Джамал, Билл Эванс. На последних двух, джазовых пианистах, я и «засела».
Иногда импровизации Билла Эванса рождали в моей душе мечту о счастье вопреки всему — безработице, неурядицам в личной жизни. Он играл, а я думала, что всё еще впереди. Парадоксально. Но так было. Жаль, что я не могу сказать этого ему. В Эвансе мне нравилось все! Построение аккордов. А главное — мысль!
Вроде импровизация, но она совсем не случайна. Есть стержень. А на него уже накручивается, завивается что-то новое и новое. Как плющ, который покрывает ковром дом, оставляя свет в окнах. Со временем так я строила и роль. Если нет костяка, скелета, то и импровизация не идет. Танцевать легко на твердом полу. Тогда ты можешь шататься и кружиться, как тебе вздумается, в любую сторону.
А зал филармонии! А «Весна священная» с любимым Евгением Светлановым! То была музыка не красивая, а властная, полная бурной динамики. Я смотрела на профиль Светланова. В нем ощущалась воля мощного человека. Как это меня укрепляло, спасало в те мои холодные годы всеобщей «оттепели».
А в семидесятые все изменилось. И в политике, и в экономике. Следовательно, и в культуре. В начале семидесятых обо мне вспомнили. И я начала играть все, что мне предлагали. Снималась и «пробовалась» у всех режиссеров, которые еще помнили тот мой давний успех. А зрители все еще спрашивали и интересовались: куда же она так внезапно и надолго запропастилась?
Снялась в небольших музыкальных ролях, то есть в ролях, где были музыкальные номера или песенки. Это «Табачный капитан», «Соломенная шляпка», «Небесные ласточки». Спела в роли актрисы Юлии Джули в фильме «Тень». И много песенок в телепрограммах-однодневках. Подыграла и подпела в телевизионных «Бенефисах» Сергея Мартинсона, Ларисы Голубкиной. Наконец, сыграла в своем «Бенефисе». Спела «Песни войны», «Любимые песни». Сыграла актрису в музыкальном фильме «Рецепт ее молодости». Последние роли с музыкой — «Аплодисменты» и «Моя морячка».
Но вот что интересно теперь, когда прошло время. Так много названий, а настоящей, полноценной картины, где бы в «десятку» попало все: и музыка, и тексты, и сюжет, и режиссура, и актерские работы, и оператор, и монтаж, и оригинальный звукоряд всего фильма — нет. Такого фильма, кроме того, первого, про карнавальную ночь, не было. Везде что-то сильно хромало или отсутствовало. Замечательный сюжет, но нет музыки. Или заумные тексты, которые понятны десятку людей. А в залы приходят тысячи. Да что тут разбираться. Не было у меня в кино полноценной музыкальной роли.
Да, в стране у нас, уже в мою бытность, «Карнавальная ночь» явилась первой ласточкой после
Потому и подходят зрители, теперь уже всех возрастов, с восхищением от той девушки с тонкой талией из «Карнавальной ночи». Жестоко так про себя. Но это факт. А факт — упрямая вещь. Это точно.
Но сколько драматических ролей! В роли я не пою, но без внутреннего лейтмотива, который звучит рядом с текстом, нет ни одной роли. Как нет ни одной роли, где бы на тот момент я не пользовалась иногда даже жуткими духами.
«Старые стены» — лейтмотив «Фанни Валентайн». Духи — «Белая сирень».
«Сибириада» — лейтмотив «Утомленное солнце». Духи — «Шипр», мужские духи. Ей, героине, они нравятся. Она курсирует от Сочи до Салехарда. Вокруг одни мужчины. Пахнет «Шипром», она привыкла. Я их перемежала с «Красной Москвой».
«Идеальный муж» — лейтмотив вальс Била Эванса. Духи — «Мадам Роша».
И так каждая роль. Разбираю героиню от музыкальной темы до колготок, чулок, резинок, крючков, кнопок и «молний». Наверное, потому со мной и непросто работать. Гримеров было десятки. «Моих» — лишь двое. Художников по костюму — десятки. «Моих» — три человека. А режиссеры… Парадокс, но почти ни один из режиссеров, которые снимали музыкальные картины, в музыке тонко не разбирался, поручая все или композитору, или музыкальному редактору, или опытному звукорежиссеру. А режиссеры, которые снимали драматические картины, мучительно искали, выискивали роскошную закадровую музыку.
Любимая моя закадровая музыка в фильме Андрона Кончаловского «Дворянское гнездо», композитор Вячеслав Овчинников! Я ее записала на магнитофон с телевизора.
Какая же это радость! Счастье! Очень, очень все интересно и любопытно. Никто, никто не хотел переходить в этот скользкий, неблагодарный музыкальный жанр. Я сама столько лет ходила во второсортных музыкальных «актрисенках».
Что она может? «Ты все пела — это дело, так пойди же попляши». А сейчас все поют, все пляшут. Э, это жанр, в котором должно быть что-то от Бога. А так… Никогда никакие трудоспособность и усердие не заменят таланта. Существует Нечто, эдакая изюминка звезды. Вышел на сцену — все притихли. Все поняли — да, в этом молодом существе сидит загадка, тайна. Без тайны нет интересного настоящего актера, танцовщика. Привет всем, у кого есть эта тайна, загадка, изюминка Звезды.
А у меня время перестройки. Про это вы уже читали в третьей главе. К главной своей музыкальной работе я уже потихоньку подбираюсь. О ней в следующей главе.
Глава пятнадцатая. Всему начало — случай
В одно прекрасное июньское утро я проснулась с острым ощущением, что что-то обязательно произойдет. Что же произойдет? Из какой области? Из области бытия или чего-то душевного? Как-то, когда моя Маша была маленькой, у нее спросили: «Что тебе подарить на день рождения?» — «Ну, что-нибудь из еды или из одежды».