Лютая мораль
Шрифт:
— Кабинет администратора в конце коридора, — доброжелательно ответила блондинка.
— Спасибо. — Владимир вышел из приемной.
На двери администратора он увидел такую же латунную табличку, что и на двери менеджера. Только на ней было написано: «Администратор Ильина Лидия Ивановна». Китаец постучал костяшками пальцев.
— Да-да, — ответил ему глуховатый низкий голос.
Он вошел в кабинет. К своему удивлению, за широким столом он увидел ту самую шатенку, с которой столкнулся на выходе из приемной Замятина. Она с нескрываемым удивлением и заинтересованностью глядела на него. Помедлив секунду, Китаец сделал
— Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Олега Борисовича. — Он скользнул взглядом по ее гладкому, смуглому лицу.
«Сколько ей лет? Двадцать семь, тридцать, тридцать пять? Выглядит она на двадцать семь. Солнечные ванны, морские пляжи, бассейн, косметические салоны, парикмахерские, удачливый любящий муж, чудесный ребенок… Ухожена и, по-моему, неплохо воспитана», — пронеслось у него в голове. Он то и дело заглядывался на фото, пытаясь рассмотреть домашних Ильиной, но портрет стоял вполоборота к нему, и, кроме цветных пятен, Танин ничего не видел.
— Вот как? — оживилась она. — И чем же я могу вам помочь?
— Вы работали с Монаховым, наверное, знаете, с кем и какие отношения он имел… — Владимир обаятельно улыбнулся.
— Это ничего не значит, — кашлянула Ильина, — я всего лишь администратор.
— И тем не менее, — Китаец продолжал улыбаться, — меня интересует все, будни ресторана, так сказать. Атмосфера, в которой вы работали, проблемы, разногласия…
— Странно… — слабо улыбнулась Лидия, — увидев вас сегодня у Замятина, я даже представить себе не могла, что вы — частный детектив. И потом, я не понимаю… Милиция же установила, что Олега Борисовича убила его жена? Конечно, — торопливо продолжила она, — на первый взгляд это бред, я Лену знала, она сюда не раз приходила… Ничего плохого я о ней сказать не могу. Но, сами знаете, чужая семья… — Она замялась, увидев гримасу досадливого неудовольствия на лице Китайца.
— Милицию хлебом не корми — дай назвать имя якобы виновного. — Он иронично посмотрел на Ильину. — Олега Борисовича убила не жена, а люди, имеющие определенный денежный, а может, и еще какой интерес. Люди, которым он чем-то помешал. Это я установил, — отрезал он.
— Значит, Елена ни при чем? — широко открыла глаза Лидия.
— Выходит, что так. — Китаец поискал глазами пепельницу.
Она стояла на стеллаже. Ильина поняла его намерение и привстала было, чтобы подать пепельницу, но он опередил ее, быстро поднялся и взял пепельницу с полки. Достав из кармана пиджака пачку «Винстона», предложил угоститься сигаретой женщине.
— Не знаю, курите ли вы такие…
— Курю, — она взяла сигарету и прикурила от предупредительно протянутой ей Таниным зажигалки, — но стараюсь не злоупотреблять.
В ее зелено-карих глазах затеплилось что-то похожее на симпатию.
— У вас возникали какие-нибудь серьезные проблемы?
— Что вы имеете в виду?
— Например, рэкет. — Китаец глубоко затянулся.
Ильина немного растерянно посмотрела на Танина и осторожно приподняла плечи.
— Олег Борисович не посвящал меня… Но я хорошо помню, как совсем недавно застала его в кабинете бледного и подавленного. Он был расстроен. К нему приходил один мужчина, неряшливо одетый, кстати… Я не знаю, о чем они говорили, только после ухода этого визитера Олег Борисович стал на себя не похож. Он даже попросил Свету, секретаршу, накапать ему корвалола.
— Вы видели этого посетителя в первый раз?
— Да, то есть — нет… Через несколько дней он снова заявился. Света мне сказала, что Монахов выставил его из кабинета. Олег был смелым до безрассудства… — Ильина грустно улыбнулась.
— Почему вы считате, что для того, чтобы выгнать надоедливого визитера, нужна безрассудная смелость? — Владимир с добродушной иронией взглянул на Лидию.
— Потому что… — она запнулась, — думаю, это был рэкетир… Я снова встретилась с ним уже у Замятина.
— Олег Борисович работал без «крыши»?
— Он платил в холдинг, а Замятин устраивал все дела.
— У Алексея Петровича был, насколько я понял из беседы с ним, покровитель. Некий Анатолий Михайлович. Вы случайно не знаете его?
— Он частенько бывал в ресторане со своими охламонами и с девицами легкого поведения. Наглый, самоуверенный тип. С виду — денди, а так… — Она брезгливо выпятила губы и махнула рукой. — Олег, если тот приходил, всегда нервничал.
— Среди его людей вы не видели того мужчину, после визита которого Монахов пил корвалол?
— Нет, — отрицательно покачала она головой.
— Тот мужчина с лысиной, куривший трубку, навещавший после вас Замятина, вам, должно быть, знаком… — Китаец выжидательно посмотрел на Ильину.
— Это Степан Федорович Озерцов, один из акционеров «Геликона».
— Как он вам?
Лидия смущенно улыбнулась и снова в замешательстве приподняла плечи:
— Я знаю его чисто визуально.
— А Монахов?
— Мы не разговаривали с Олегом на эту тему. Олег держался всегда корректно и вежливо, да потом Озерцев не имел отношения к «Золотому рогу».
— Монахов вам не жаловался?
— На что?
— На неблагоприятную ситуацию, на Замятина, на холдинг в целом, на бандитов… — Танин сделал последнюю затяжку и затушил сигарету в пепельнице.
— Он одно время спорил с Алексеем Петровичем, в чем-то убеждал его. Тон у Олега был раздраженный, я бы даже так сказала. Он часто разговаривал с Замятиным в последнее время по телефону. Потом вроде все наладилось, они договорились.
— О чем, как вы думаете, они могли договориться? — Китаец ободряюще посмотрел на собеседницу.
— Не знаю, — Ильина рассеянно посмотрела в окно, — может быть, какая-то общая политика, может быть, что-то касательно ресторана в отдельности. В мои обязанности входило наблюдать за тем, что вы назвали буднями, — она красиво улыбнулась, обнажая ровные белые зубы, — за персоналом, за меню и так далее. Работы и без того хватало.
— Анатолий Михайлович во время своих посещений разговаривал с вашим шефом?
— Да. Но все протекало мирно, без эксцессов. Иногда, правда, Монахов не выдерживал, срывался, но опять же — наедине со мной или в присутствии персонала. А самому Анатолию Михайловичу никаких обидных слов не говорил. Держал себя в руках — хотя представляю, чего это ему стоило! Он ведь питал к Михалычу, как называл этого зажравшегося денди, отвращение, если не ненависть.