Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец
Шрифт:
Именно потому, что работа у Бербанка проводилась только со здоровыми растениями, он мог их подвергать в процессе опытов всяческим испытаниям, не ослабляя их жизнеспособности. А следить за здоровьем сеянцев Бербанк мог только потому, что был очень внимательным садовником-практиком сам, не передоверяя этого важного дела своим многочисленным помощникам.
Воспитывая избранников, Бербанк окружал их таким уходом, что всякое растение — дерево, кустарник или нежная травка — проявляло необычайные, совершенно неожиданные способности буйного, пышного развития. А так как у Бербанка воспитывались растения со всех концов земли, из различнейших климатов, то хороший уход для них имел часто решающее значение. И Бербанк никогда не имел неудач с выращиванием пришельцев из самых отда ленных стран. Так, одно из его самых крупных достижений — выведение для Калифорнии лучших слив — было обеспечено
Одним из основных приемов Бербанка по выведению был отбор — выделение наиболее желательных, совершенных экземпляров и сеянцев на различных стадиях их развития.
Сущность отбора заключается в выборе из очень многих, на первый взгляд одинаковых растений таких, которые в действительности имеют индивидуальные отличия, или хорошо внешне заметные, как размер, окраска, величина цветов, форма листьев, стеблей и т. п., или мало заметные, почти неуловимые, но решающе важные для отбора. Многие отличия, ради которых ведется отбор, и совсем не заметны: о них можно судить только по сопутствующим им другим хорошо заметным признакам. Чаще всего селекционеру необходимо выделить не один, а несколько признаков одновременно, а иногда желательные особенности и не могут быть точно определены, и приходится вести отбор только по косвенным признакам, предположительно связанным с другими. Так на первый взгляд очень простая работа — выбор из множества растений нескольких с желательными признаками — оказывается в действительности делом в высшей степени сложным.
Чтобы понять, с чем приходится иметь дело при отборе, необходимо припомнить, что у растений (как и у всех живых существ) даже в массе семян, взятых из одного плода, не все они совершенно одинаковы. При внимательном рассмотрении у многих можно обнаружить разнообразные мелкие особенности, даже внешние; различий в быстроте развития, внутреннем строении и т. п. еще больше. Явления изменчивости резче проявляются, если родительские растения различались между собою по ряду признаков — например, принадлежащих к разновидности или даже двум видам. Тогда в первом поколении может и не быть резких различий, но во втором уже обнаруживается пестрота потомства. Если вспомним правила Менделя, станет понятной неоднородность первого поколения: те или другие отцовские и материнские признаки могут преобладать или оставаться скрытыми, а во втором поколении появляются растения с признаками в отношениях 1 : 2 : 1, что значит — одна четверть похожих по наследственным свойствам на отцовское растение, одна четверть на материнское и половина имеет смешанные признаки, как и в первом поколении. При наличии большого количества менделирующих признаков усложняется и картина наследования.
Совершенно исключительные способности Бербанка выявлять из тысяч одинаковых растений несколько, иногда одно, обещающее улучшение каких-нибудь важных свойств, часто поражали знатоков садоводства, наблюдавших приемы его отбора. Особенно удивительны были его работы по выделению лучших сеянцев фруктовых деревьев. Ведь у фруктовых деревьев сортовые различия имеются в первую очередь только в признаках плода, а потом уже и в других, дополнительных. Бербанк с самого начала своей работы установил обыкновение отмечать избранные растения полоской белого старого холста — «галстуком». Отмеченное растение сохранялось неприкосновенным для последующих опытов Бербанка, в то время как все остальные вокруг или немедленно выдергивались и уничтожались, или отмечались Бербанком углублением в земле с помощью носка сапога, что означало необходимость их убрать. Из сотен или тысяч таким путем оставлялась только незначительная часть. В работе с большим количеством растений на большой гряде и участках поля с многими тысячами растений Бербанку помогали два или три помощника, а сам он просто ронял на лучшие или пригодные для его опытов растения «галстуки», непригодные отмечал носком башмака, не останавливаясь притом ни на минуту. Помощники, шедшие позади, обвязывали «галстуками» отмеченные растения, а приговоренные к уничтожению выкапывали и сжигали. Однажды во время отбора Бербанком сорока экземпляров из тридцати тысяч сливовых саженцев приехал его друг любитель-садовод судья Лейб из Сан-Франциско. Бербанк продолжал работу, но Лейб через некоторое время его остановил. Между ними произошел разговор, изложенный после Бербанком в его «Жатве жизни». «— Бербанк, — сказал Лейб, — я питаю к тебе величайшее доверие и поверил, бы всему, что ты рассказываешь о своей работе, но я не могу допустить, что ты правильно поступаешь, вырывая все эти прекрасные саженцы и предавая их уничтожению. Мне кажется, что это самая возмутительная расточительность.
— Правда, — ответил Бербанк, — это выглядит так, как будто я делаю отбор по своему усмотрению, но это не так. Попробуй взять с собой пять-шесть таких приговоренных к уничтожению деревьев и посадить их в твоем саду. Тогда ты сам впоследствии убедишься, прав я или не прав».
Лейб согласился. Чтобы облегчить сравнение, Бербанк настоял, чтобы Лейб взял с собой и шесть саженцев, признанных годными.
Деревца были отправлены и посажены в саду судьи-садовода. Бербанк несколько раз навещал Лейба, осматривал саженцы, а на пятом году, когда деревца зацвели и дали плоды, Лейб сообщил своему другу результаты опыта.
«— Бербанк, — сказал он, — если бы кто-нибудь пять лет тому назад сказал мне, что подбор возможно производить почти бегом, я бы объявил этого человека сумасшедшим. Я много лет занимаюсь выведением фруктов и думаю, что кое-что смыслю в садоводстве и в выведении цветов, но то, что ты мне показал, превосходит все, что я когда-либо слышал!»
Лейб заявил, что целиком прав оказался Бербанк, а не он: шесть осужденных пять лет назад деревьев оказались негодными, и их пришлось выкопать и уничтожить, а отобранные Бербанком, наоборот, дали прекрасные и обильные плоды и остались в саду Лейба.
Чем же объяснить такую удивительную способность Бербанка быстро и безошибочно распознавать «в лицо» и выделять из тысяч других нужное ему растение, да еще в раннем возрасте, когда будущие свойства плодов крохотного прутика-саженца еще нельзя предвидеть даже гадательно?
Понятно, каждый саженец, как бы мал он ни был, имел ряд внешних, хотя и трудно различимых признаков, по которым Бербанку можно было быстро решать вопрос о его непригодности или будущих хороших качествах. Так как толщина, форма прутика, величина и расположение почек, форма листьев, цвет коры и другие признаки бросались в глаза, и Бербанк знал о связанности того или иного внешнего признака с формой, величиной, вкусом и урожайностью будущих плодов, то беглого взгляда для него могло быть достаточно, чтобы судить о будущих свойствах, и урожайности плодов. Вполне возможно, что Бербанк, как и незабвенный Иван Владимирович Мичурин, различал глазом такие мелкие особенности, которых он и не мог охарактеризовать словами, но легко находил среди тысяч других на первый взгляд похожих, как две капли воды, на выделенного счастливца.
И действительно, исследования врачей, лечивших Бербанка, свидетельствуют, что он имел более острое зрение, чем большинство людей, мог различать тончайшие нюансы и не заметные для других оттенки окраски. То же относится и к его слуху. Он сам рассказывал, что музыку он не мог слушать без физической боли — так сильно на него действовали даже самые благозвучные мелодии. Более совершенные и восприимчивые органы чувств Бербанка изощрялись к тому же огромным навыком и совершенствовались на постоянной работе.
Несомненно, никто из помощников Бербанка, превосходно усвоивших его методы и приемы отбора, не мог ни в какой мере сравниться с ним в этом искусстве и уменьи. И Бербанк был вполне прав, когда иронически замечал, что между человеком, строящим по определенному плану дом, и тем, который вбивает в стены гвозди, есть кое-какая разница! И действительно, огромным преимуществом Бербанка перед другими растениеводами и садоводами-селекционерами, помимо его прирожденных дарований художника, было и глубокое понимание природы растения, знание особенностей его развития, выявленных и скрытых возможностей и свойств.
Задумывая создание какого-нибудь нового растения, Бербанк первоначально намечал его «идеал» — каким оно должно быть. Затем подыскивал, пользуясь богатейшим знанием разнообразной дикой и культурной флоры, исходные, родительские растения, выбирал приемы, наиболее применимые в данном случае, и во всеоружии приступал к работе — с материалами и средствами, нужными для создания задуманного им нового сорта. Перестройка и создание навой формы для него были делом только времени и средств.