Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец
Шрифт:
Как возникают новые особенности организма? Накоплением мелких и мельчайших, еле уловимых отклонений, которые постепенно наследственно закрепляются организмом, трудно было объяснить возникновение изменчивости. Открытие голландским ботаником Де-Фризом (и русским Коржинским) мутаций не могло быть правильно истолковано ни самим Де-Фризом, ни другими биологами, в то время как именно остававшиеся неизвестными Дарвину мутации объясняют формообразовательный процесс — возникновение все новых и новых признаков для естественного отбора.
Мутации — внезапные и наследственно стойкие изменения, появляющиеся и у животных и у растений, — являются результатом частичной перестройки самого растения,
Гуго Де-Фриз
Начало научного изучения наследственности положено работами Грегора Менделя (1822—1882), монаха, преподавателя и любителя-натуралиста в Брюнне (Чехословакия), в 1866 г., когда им была опубликована работа «Опыты над растительными гибридами». Эта работа оставалась почти неизвестной ученому миру и была вновь «открыта» тремя ботаниками (Чермаком, Корренсом и Де-Фризом) только сорок лет спустя. Мы не будем излагать менделизма. Сущность открытия Менделя заключалась в исследовании закономерностей наследования материнских и отцовских признаков при половом размножении (скрещивании). Удивительные закономерности наследования, обнаруженные Менделем при скрещивании гороха, оказались присущими и каждому живому существу — животным и растениям одинаково. По мере разработки менделизма, положившего начало научному обоснованию селекции, широкая практика селекционеров стала все определеннее опираться на данные быстро развивавшейся новой науки — генетики. Однако это относится уже целиком к началу XX в. и не может входить в наш обзор состояния науки, предшествовавшей деятельности Лютера Бербанка.
Учение Дарвина осветило пути развития живой природы. Это была общая теория, которую растениеводы и гибридизаторы не могли непосредственно приложить к практике. Наоборот, сам Дарвин организовал и обобщил опыт практиков сельского хозяйства, чтобы показать воздействие человека на природу и опровергнуть убеждение в постоянстве видов. Он как бы говорил ученым-естественникам: смотрите, чего достигли практики сельского хозяйства за столь короткий для истории живых существ срок, как время земледельческой культуры; какой же должна быть сила естественного отбора в природе, располагающей неопределенно большими сроками! Практика привела науку к обобщению законов развития жизни. Что же в последующие годы разработки дарвинизма — во второй половине XIX в. — получила практическая селекция от науки? Очень немногое. Исследование изменчивости надолго завело биологов в теоретические тупики и закоулки. Это дало основание Де-Фризу, крупнейшему биологу XIX в. после Дарвина, заявить: «нет ничего изменчивее слова «изменчивость». Открытие Менделя стало известно биологам (как мы уже отметили) только с 1900 г., когда далеко вперед продвинулось и учение о клетке. И мутации Де-Фриза поняты вполне только в последние десятилетия, когда разработано учение о гене, как носителе наследственных признаков. Усиленная разработка в конце XIX и начале XX вв. явлений наследственности и изменчивости позволила генетике разрастись в огромную область теоретических и экспериментальных знаний, странным образом оторванных или плохо связанных с практикой полей и садов.
Биология после Дарвина разбилась на множество ручьев и ручейков. Появилась масса узких и в известной мере обособленных специальностей. Биология в значительной части потеряла перспективу, открытую Дарвином. Не теоретики-биологи, а практики-селекционеры оказались прямыми преемниками дарвиновских идей, примененных в земледелии.
Бербанк и Мичурин — имена смелых экспериментаторов, преобразователей природы, создателей новых растений, разработавших и обосновавших под влиянием теории Дарвина пути перестройки флоры земли, — вошли в историю.
Они практически разрешили многое, над чем бесплодно билась мысль кабинетных ученых. Наперекор утверждениям «теоретиков» они не только осуществили, но и ввели в практику отдаленное скрещивание. В то время как Вейсман (1834—1914), экспериментируя, обрезывал упорно отраставшие у мышей хвосты, пытаясь доказать отвлеченное понятие «ненаследуемость приобретенных признаков», Лютер Бербанк, садовод в Калифорнии, «перевоспитал» японскую сливу. Не будем дальше продолжать сопоставления. Было бы нелепостью подвергать сомнению ценность для человечества огромных достижений последарвиновской биологии в целом.
Но в области растениеводства, селекции, в преобразовании флоры земли биология последарвиновского времени помогла практике очень мало и даже определенно отставала, не умея даже объяснить достижения Бербанка и Мичурина и их последователей.
И только книги Дарвина, вдохновлявшие Бербанка на подвиг его жизни, указывали ему путь неустанных наблюдений, опытов, проверки, выводов. Первой книгой Дарвина, которую Бербанк читал и изучал, была работа «Прирученные животные и возделываемые растения».
«Эта книга открыла мне новый мир, — вспоминал Бербанк много лет спустя,— трудно себе представить, какое значение имела для меня эта книга!»
II. МОЛОДОЙ САДОВНИК-НАТУРАЛИСТ
1. На родине, в Новой Англии
В Ланкастере около Бостона, в штате Иллинойс, в семье фермера родился в марте 1849 года тринадцатым ребенком Лютер, прославивший фамилию Бербанков. «Родиться в Ланкастере было большой удачей», — шутливо вспоминал детство гениальный растениевод уже на закате своей замечательной жизни.
И действительно, раннее детство Бербанка способствовало пробуждению в нем всех задатков будущего творца новых растений. Его отец Самуил Уолтон Бербанк был не только трудолюбивым фермером, но и восприимчивым, впечатлительным человеком, любившим природу. Мать Бербанка, деловая и практичная женщина, по своему времени достаточно образованная, с особым усердием занималась своим садом: сажала и выращивала не только садовые растения, но и все, что привлекало ее внимание в окрестных лесах. Ранние воспоминания Бербанка были связаны с благоухающим садом-парком, взращенным его матерью. Работа на ферме, в саду, на сахарной плантации, собирание дров в лесу для домашнего отопления и топки гончарной печи, построенной дедом, сбор яиц в лесу и множество других разнообразных и увлекательных дел постоянно возбуждали интерес любознательного и живого мальчугана.
Бербанк был здоровым, живым, резвым ребенком, как и многие другие, и только, может быть, необычно обостренная и вдумчивая наблюдательность выдавала в нем задатки будущего замечательного натуралиста.
Однажды зимой юный Бербанк шел лесом, разбрасывая ногами порядком надоевший ему снег, и сильно ушиб ногу в колене. Наклонившись, он увидел под ногой зеленые листочки и, не веря своим глазам, смотрел на светлозеленую свежую траву, распустившиеся кусты и сочные вьющиеся растения, залитые ярким солнечным светом.