Лютер
Шрифт:
Спалатин наблюдал, как стражники перебегали от одного костра к другому, чтобы загасить пламя. Люди, смеясь и переговариваясь, устремились к стрельчатой арке ворот, а актеры в ярких костюмах, шпильманы и слуги принялись собирать разбросанный театральный реквизит. На помосте появился священник и, воздев к небу руки, произнес заключительные слова.
— Не беспокойтесь, отец Мартинус, — сказал Спалатин, когда неудержимая волна людей повлекла их к выходу. — Я пересказал курфюрсту каждое слово, которое вы произнесли во время лекции. К моему великому удивлению, Фридриху в высшей степени понравились ваши рассуждения. Теперь он вынашивает мысль отобрать у доминиканцев право отпущения грехов в Саксонии.
— Это было бы воистину мудрым решением! — Мартин облегченно вздохнул и бросил взгляд на ярко освещенные окна в центре верхнего этажа. К его разочарованию, за цветными стеклами он различил только смутную тень.
Спалатин рассмеялся, забавляясь сосредоточенностью Мартина.
— Его светлость пригласит к себе сегодня придворного художника Кранаха, чтобы сделать несколько эскизов к портрету. Вы уже слышали что-нибудь об этом художнике?
— О Кранахе? Ну разумеется, господин секретарь. Он и его супруга Барбара — мои прихожане.
— Очень одаренный человек, — произнес Спалатин с уважением. — Настоящий талант!
Он остановился возле ступеней парадной лестницы, где еще оставались придворные: дамы в дорогих нарядах и господа в строгих черных одеждах спокойно о чем-то беседовали.
— Курфюрст оказывает покровительство его мастерской, ибо она делает честь Виттенбергу и его двору. И он также не пожалеет сил, чтобы и вы впредь украшали собою наш университет. Здесь все зависит только от вас.
Спалатин кивнул Мартину на прощанье и поспешил к порталу замка. Полы его камзола раздувал ветер. Мартин еще долго смотрел ему вслед. Наконец, словно очнувшись, он пошел через двор, и тут на опустевшей сцене заметил детей. Они окружили гигантские весы и, смеясь, дергали за цепи, трогали чаши. Какая-то веснушчатая девчушка с огненно-рыжими волосами бросала на чаши весов камешки. Вдруг она топнула ногой и воскликнула:
— Твои грехи слишком много весят, Тильман. Видишь? Значит, тебе вечное проклятие!
— Вечное проклятие! — загомонили дети. Все они обеими руками ухватились за края левой чаши. — В ад его, в ад! — с насмешкой указывали они пальцами на тщедушного мальчонку, который в крайнем смятении отступал к краю сцены.
От испуганного крика мальчика у Мартина перехватило дыхание. Ребенок беспомощно балансировал на краю сцены, размахивая руками. В любой момент он мог потерять равновесие и упасть вниз. Мартин со всех ног помчался к помосту. Он хотел было крикнуть мальчику, чтобы тот был осторожен, но понял, что его призыв может только испугать ребенка.
— Еще один камешек, и чаша опустится, — издевательским голосом произнесла рыжая девчонка. Ни она, ни другие дети толком не понимали, зачем они все это устраивают. Они просто-напросто подражали взрослым актерам.
И вдруг со стороны ворот донесся гневный окрик. Один из стражников тоже заметил детей. Он быстро бежал через двор, его алебарда грозно поблескивала. И тут маленький Тильман потерял равновесие. Он шагнул в пустоту и полетел вниз.
Мартин, вытянув руки, рванулся вперед. Мальчик упал — и очутился у него в объятиях. Охнув, Мартин вместе с ним повалился на землю.
— Вот дьяволы, отребье чертово, — стражник изрыгал одно ругательство за другим. Его глаза метали громы и молнии, когда он помогал Мартину подняться. — Я этих бродяг один раз уже выгнал отсюда, так они, видно, пробрались мимо приятеля моего и опять тут как тут! — Он направил на детей, замерших на сцене, свою алебарду, словно хотел метнуть в них боевой дротик. — Ох, видно мало вас секли родители!
Рыжая девочка вся тряслась от страха, на ее бледном веснушчатом лице был написан ужас. Дети были перепуганы настолько, что даже не пытались убежать.
Мартин помог упавшему мальчику встать на ноги и ласково погладил его по темным волосам. Усмирив стражника, который отправился обратно на свой пост, он приставил к помосту лестницу и взобрался наверх, к детям.
— Вы ведь видели мистерию, не так ли? — мягко спросил он у съежившихся детей, которые даже боялись поднять на него глаза. — А что вам больше всего понравилось?
Никто из детей не решался ответить монаху, который стоял перед ними в своей развевающейся на ветру рясе. И только когда Мартин повторил свой вопрос, рыжая девочка, всхлипывая, сказала:
— Мы… мы не хотели, чтобы с Тильманом что-нибудь случилось. Он же мой брат двоюродный…
— А мне показалось, что вам понравились весы! — Мартин указал на гигантские чаши, которые по-прежнему покачивались на цепях. — Вы видели, как шуты взвешивали на них грехи и добрые дела и сравнивали их. Смотрите! Я покажу вам то, что перевесит все ваши камешки!
Он быстро снял с пояса серебряную цепь с распятием и положил ее в правую чашу. Потом взял в охапку одного из стоящих рядом малышей и вместе с ним тоже уселся в чашу. Девочка от удивления разинула рот: правая чаша весов неожиданно склонилась в сторону спасения души и рая.
— А теперь, дети, пойдемте, — позвал Мартин, снимая с колен маленького мальчугана. — Вас ждут дома, уже поздно!
Пока он озабоченно следил затем, чтобы дети целыми и невредимыми спустились с помоста, в верхних покоях замка погас свет. И все же Мартин не мог избавиться от чувства, что курфюрст по-прежнему стоит у окна и пристально следит за каждым его движением.
ГЛАВА 9
Джироламо Алеандру роскошный парадный зал ватиканского дворца знаком был еще по прежним визитам, когда он сопровождал кардинала Каэтана.
Но этим утром, когда он, пройдя мимо стражи, вошел в большие двустворчатые двери, у него было странное чувство, будто он в этом месте впервые. Алеандр в недоумении огляделся вокруг.
Стены огромного зала были отделаны резным алебастром и нефритом, от которого исходило удивительное зеленоватое свечение. Массивные колонны, между которыми виднелись ниши, превращали пространство в настоящий лабиринт. Всюду стояли скамьи для отдыха и коленопреклонения из дорогого вишневого дерева. Рассказывали, что новый Папа лично велел изготовить их и украсить резьбой, потому что никак не мог привыкнуть к обстановке, в которой обитал его покойный предшественник.