Лютер
Шрифт:
Но, разумеется, он не мог требовать от каждого верующего таких жертв, какие под силу лишь святым. Здесь его ожидания выглядели гораздо скромнее. «Не сокровищ прошу у вас, но ничтожной милостыни! Кто посмеет отказать в такой малости?» И Тецель объяснял непонятливым, что за такую смехотворную сумму они получают нечто гораздо более ценное — отпущение грехов. «Блажен, кто видит и понимает, что я даю вам паспорт, с которым душа ваша проследует через юдоль скорбей и океан слез прямиком в райское счастливое отечество! Христос своими страданиями даровал нам возможность искупления, но помните ли вы, что за каждый из смертных грехов, которых мы в день совершаем не по одному и не по два, даже после раскаяния и исповеди нас ждут семь лет покаянного страдания на земле или в
Письма, о которых толковал папский уполномоченный, он лично раздавал каждому из жертвователей в качестве вещественного доказательства дарованной милости. Тех же, кто с угрюмым безразличием относился к собственной загробной жизни, он призывал подумать о душах усопших родственников, пребывающих в чистилище. «Разве вы не слышите голосов ваших умерших близких, которые взывают к вам о сострадании? «Сжальтесь над нами! — вопиют они. — Сжальтесь! Какие муки мы терпим! Как жестоко страдаем! Малой милостыни довольно, чтобы избавить нас от мучений! Неужели вы не хотите помочь нам?» Наконец, для самых упрямых оставался крайний аргумент в виде прямой угрозы. «Час пробил! Внимайте гласу Божьему! Не гибели грешника Он жаждет, но обращения к новой жизни! Знайте же, что бесплодными останутся ваши поля и виноградники, ваши сады и ваши стада! Спешите же! Обращайтесь, грешники!»
Вся эта шумная кампания катилась по Саксонии с начала 1517 года. И вот 31 октября того же года отец Мартин Лютер вывесил на дверях Виттенбергской приходской церкви свои знаменитые тезисы об индульгенциях. Как утверждает лютеранская легенда, этот день ознаменовал рождение Реформации. Молодой монах-августинец, глубоко оскорбленный проповедями Тецеля, выражавшими учение папы и папистов, восстал против них и выступил с возмущенным разоблачением ложных догматов католицизма. Именно в этот момент он осознал, какая глубокая пропасть разделяет его с католической Церковью, и начал борьбу за правое дело — дело Христа.
Как сообщает Матезий, некий ученый доктор, старейший член братства, прочитав тезисы, воскликнул: «С вами Бог! С вами молитва всех, стенающих в плену Вавилона!» Кун в привычной для себя патетической манере добавил к этому: «Один человек осмелился сделать то, о чем втайне мечтали все. В этот миг огонь, тлевший под пеплом, вспыхнул ярким пламенем. С того дня вопросы веры завладели всеми умами... Многие испытали удивление и даже потрясение... То был миг долгожданного освобождения». В дальнейшем историки справедливо дали этому событию более скромную оценку.
Прежде всего, неправда, что проповедь Тецеля открыла Лютеру глаза на порочную практику раздачи индульгенций. В том же самом Виттенберге в замке курфюрста хранилась собранная им пестрая коллекция священных реликвий с прикрепленными к ним листками индульгенций, на доход от которых и приобретались эти сокровища. Здесь же постоянно держали кружку для пожертвований, и каждый желающий мог внести свою лепту, получив взамен индульгенцию. Лютер, проживший в Виттенберге шесть лет, не только знал о собрании курфюрста, но и принимал участие в ежегодном празднике поклонения святыням. Не мог он не знать и о том, что церковные власти сурово критиковали слишком ретивых проповедников индульгенций за нарушения как практического, так и теоретического характера. Так, Лютер приписывал именно Тецелю стишок, содержанием и формой больше напоминавший разнузданную рекламу ярмарочного зазывалы:
Sobald das Geld im Kasten klingt, Die Seele aus dem Fegfeuer springt.«Денежка в ящике звяк — душа из чистилища прыг!» Вполне возможно, что не слишком щепетильный папский уполномоченный действительно употреблял подобные выражения, однако придумал их не он. Еще в 1482 году Сорбонна рассмотрела и отклонила предложение следующего содержания. «Всякая душа из чистилища устремляется к Небу, то есть немедленно
Не соответствует действительности и утверждение, что Лютер вывесил свои тезисы в знак возмущения. Уже на следующий день, выступая в замковой церкви с проповедью, он смиренно оправдывался. «Я во весь голос заявляю, — говорил он, — что мне хорошо известно, сколь добры намерения папы». Но, может быть, он просто испугался и решил уйти от ответственности? Ничего подобного. Обращаясь вскоре с письмом к своему любезному Штаупицу, он объяснял, что им руководило стремление спасти святое учение Церкви: «Не желая потворствовать столь бессмысленным утверждениям, я решил подвергнуть их умеренной критике, опираясь на авторитет всех ученых мужей и самой Церкви». Итак, он считал, что высказывания и поведения папского посланца столь далеки от католицизма, что приходится спасать от него веру.
Общий тон тезисов также не дает никаких оснований заподозрить в их авторе бунтовщика. Он просто указывал на замеченные им ошибки. Целый ряд тезисов (напомним, что шел уже 1517 год) составлен в духе признания пользы дел: «Само по себе душевное раскаяние не стоит ничего, если оно не влечет за собой разнообразные виды умерщвления плоти». По мнению Лютера, подмена дел денежным взносом возмутительна, однако он забыл, что и ранняя Церковь, и иудейская традиция считали милостыню богоугодным делом, поэтому осуждения достоин не тот, кто подает, а тот, кто использует подаяние в корыстных интересах.
Впрочем, он нападал не столько на сам принцип индульгенции, сколько на торговый дух, сопровождавший это мероприятие: «Индульгенции, чьи достоинства с таким жаром превозносят проповедники, для них имеют одно самое крупное достоинство — они приносят прибыль». «Горе тому, кто выступает против истинно апостольских индульгенций; но благословен тот, кто с недоверием прислушивается к развязным и бесстыдным речам торговцев индульгенциями». По Лютеру, получать индульгенцию необходимо, согласуясь с духом Церкви и не превращая это средство достижения благодати в фетиш и волшебный трюк, не имеющий ничего общего ни с покаянием, ни с милосердием. «Нужно учить христиан, что папские индульгенции несут благо тому, кто не рассчитывает только на них, и пагубу тому, кто утрачивает через них страх Божий». «Нужно учить христиан, что тот, кто подает милостыню бедным или нуждающимся, поступает лучше, чем тот, кто покупает индульгенцию».
Формулируя эти тезисы, Лютер старался подчеркнуть, что индульгенция, далеко не являющаяся единственным источником Божьей милости, бледнеет перед актом высшего милосердия. «Всякий истинный христианин, живой или мертвый, причастен благости Христовой и Церковной милости Божией и безо всяких индульгенций». Возражая отдельным корыстолюбивым проповедникам, которые в своей дерзости доходили до извращения учения Церкви, он напоминал, что для отпущения грехов не нужны индульгенции, а нужно лишь раскаяние, что, наконец, индульгенция не искупает самый грех, а лишь облегчает положенное за него временное наказание: «Всякий искренне кающийся христианин имеет право на полное отпущение грехов и полное прощение, даже если у него и нет писем-индульгенций». «Те, кто учат, что для освобождения душ из чистилища или получения свидетельства об исповеди покаяние не обязательно, проповедуют антихристианское учение». «Индульгенции не способны искупить даже самого малого греха».