Лютица
Шрифт:
— вы молодец Живко, но я хочу спать…
Я отключился так и не договорил. Живко снова приходил и каждый день мы понемногу говорили. Через пару дней я стал шевелить руками, а потом и вовсе, подымать их. Ещё через пару дней подключились ноги. Потом я начал отчётливо шевелить головой и пытаться встать. На подъём тела ушло больше всего времени. В течении месяца я пытался это сделать, пока не перешел и этот барьер. Спустя два месяца я встал на ноги и пытался научиться заново ходить, будто забыл всё. Через три месяца, я уже ходил, как нормальный человек. А ещё через четыре месяца я восстанавил все свои жизненные способности.
Итак, прошло восемь месяцев с момента начала сна, и семь с момента выхода. Я стал на ноги и был почти здоров. Я всё мог делать как любой другой человек. Единственное, что отсутствовало у меня, это фрагменты памяти. Так и не смог вспомнить, где находится Радка, и куда она делась. Живко заново ожил, когда узнал, что его дочь жива, а человек, которого он выходил, оказался его будущий зять! Это была не судьба, это была сказка из разряда той, которую лекарь читал Любомиру во сне. Живко читал книги про память и мозг, пытаясь найти хоть какие-нибудь методы для их восстановления, но ничего толкового так и не нашел. Как будто всем врачам было плевать на воспоминания. Не найдя ничего лучшего Живко изо дня в день спрашивал меня не вспомнил ли я чего нового, но ответ был всё тот же. Тогда Живко разозлился сам на себя, что он расслабился и перестал думать, когда узнал, что его дочь жива. Эта новость разнежила его внимание и резкость ума. Мужчина стал думать, как заставить мой мозг вспомнить, ведь без моих воспоминаний найти дочь было невозможно.
Я с лекарем, сидели возле деревянной избы на лавочке. Которую Живко купил очень давно. Мы смотрели на проходящих мимо людей и говорилил о жизни.
— Любомир вы помните своих родителей?
— да
— кто они?
— мать Надежда. О, она точно с Радкой.
— это замечательно, тоесть сейчас вы думаете, что она вместе с моей дочерью?
— думаю да. Я в этом уверен, но почему так сложилось, я не знаю. Мой отец… Я помню, его звать Румен.
— господи это довольно редкое имя, не хотите ли вы сказать, что ваша фамилия Драгич?
— именно Живко. Откуда вы знаете?
— это невероятное совпадение! — ответил лекарь.
— почему же?
— ваш отец был великим полководцем, я не военный и ничего в этом не смыслю и туда не лезу. Но, по имеющимся слухам должен сообщить то, что многие знают. Ваш отец захватил вместе с армией Калояна город Белград, но, к сожалению, он погиб, то ли от болезни, то ли от ранения.
— господи… Я вспоминаю, что отец обещал поехать на войну, правда, не помню на какую именно. Так вот значит как он погиб… Но, если вы врач, почему вас там не было?
— я прибыл слишком поздно в лагерь близ Белграда. Я спасал тех, кто был более слабо ранен, уже после битвы. А ваш отец, сложно утверждать причины его смерти. Но, по словам очевидцев, что видели его до смерти, он болел сильным кашлем и горячкой.
— вы смогли бы вылечить эту болезнь?
— думаю да, а может, и нет? Откуда мне знать? Сложно гадать не видя пациента.
— пускай земля ему будет пухом… Как же мне жаль его… — слеза пошла по щеке, потому что я начал вспоминать тот единственный день, который обрывками возникал в моей памяти.
Мы просидели минут пять не разговаривая. Потом я решил спросить:
— где мы Живко?
— в деревне Петрич.
— я не знаю этого места…
— это на границе с Македонией и Грецией.
— почему мне так знакомо это выражение?
— может вы тоже где-то здесь жили? — предположил Живко
— возможно. А что если мы поедем верхом по окрестным деревням.
— это можно организовать.
— вы говорили, будто нашли меня в Фесалонниках?
— так и есть.
— тогда давайте поедем на север от Фесалонник. И по основной дороге просмотрим деревни.
— ну, поехали, это не так далеко между прочим. Думаю, много времени это не займёт.
Снарядив коней, мы помчались по окружным деревням. Пока мы ехали к деревне Кулаты, которая и была моим домом долгое время, то я стал вспоминать эту дорогу, по которой я однажды ездил в Македонию с каким-то Дионисием. Добравшись до Кулат, я соскочил с лошади и огляделся вокруг.
— что такое? Вы что-то вспомнили?
— да Живко, вся местность кишит воспоминаниями, причём очень сильными и хорошими, я не могу вспомнить их все, но точно знаю, что на этом самом месте звучит песня и кажись танцы… Невероятно сильная ностальгия…
— может быть, здесь кто-то вы пели и танцевали? — спросил Живко, вглядываясь в мои глаза, которые жадно поедали окружные образы, пытаясь вспомнить.
— возможно, идёмте дальше, я кажись, знаю куда идти!
— куда мы пойдём парень? — догоняя меня, спросил Живко.
— я не знаю! Я просто буду идти по ощущениям!
— ЭЙ! ЛЮБОМИР! ЭЙ! КУДА ЖЕ ВЫ! — кричал кто-то, на улице выбегая с проулка. — ПОСТОЙТЕ!
Я услышал знакомый голос и увидел, как до меня мчится довольно знакомый человек, но я не помнил, кто он такой в точности.
— Любомир! — закричал пожилой грек. — Господи! Вы живы! Я думал, вы погибли!
— кто вы? — спросил я, всматриваясь в черты грека.
— как кто? Любомир вы что в бреду? Я же Дионисий! Мы же…
— извините парня Дионисий — ответил за меня Живко, и стал объяснять, что произошло.
Дионисий пригласил нас к себе домой, где мы сели за стол, за которым сотни раз ели всей семьёй.
— я думал вы все погибли! — сокрушаясь сказал Дионисий. — вы все поехали толпой в эти Фесалонники и я надеялся, что вас постигнет счастье, а с вами вот такое приключилось! А где же все остальные, почему вы одни?
— кто с нами был? — спросил я.
— вы вообще ничего не помните?
— что-то он помнит, некоторые фрагменты вылетели из памяти, как я говорил, сложно понять как повлияла травмы головы, но мы работаем над тем, чтобы восстановить его память! — вставил Живко комментарий.
— может нам выпить вина? У меня есть замечательное вино!
— к сожалению, я не пью, а Любомиру точно оно навредит.
— какая жалость… Ну ладно, давайте вернёмся к делу. Кстати! Кто вы такой? И что делаете рядом с Любомиром? — прищурился грек, чувствуя подвох.