Лжец. Мы больше не твои
Шрифт:
Меня сносит вбок, ударяюсь болезненно и ощущаю, как меня будто тонной к паркету прибивают, на мгновение распахиваю глаза и вижу Вадима над собой, он прикрывает меня…
Я в его глаза смотрю. Сконцентрированные. Глубокие. Он впивается в меня взглядом, будто ищет следы повреждений, а я чувствую, как у меня на груди мокро становится, и ощущаю едкий стальной аромат в воздухе…
Интуитивно мои пальцы касаются груди и размазывают влагу. Рядом вспышки, грохот, но я этого всего не осознаю…
Как в замедленной киносъёмке, я поднимаю пальцы, испачканные в чем-то теплом, и перевожу на них взгляд.
Кровь на моих руках такая густая и яркая, что у меня сразу же тошнота подкатывает к горлу…
И так больно становится в боку. Непереносимо просто. И в глазах цветут слезы…
А мысли проносятся в голове с быстротой молнии, они сменяются тоской и безумным желанием жить…
Выкарабкаться…
Выжить…
А я… я цепляюсь за Вадима и не понимаю, что шепчу слова… и просьбы…
Не хочу я умирать. Не сейчас. Я нужна своим малышам… Я только жить начала… Тебя встретила…
Не хочу уходить…
Не хочу…
Слезы скатываются по щекам, а Вадим смотрит на меня бледный, глаза горят…
Наклоняется ко мне, и я… его дыхание на губах чувствую, поцелуй с привкусом отчаяния и моих слез…
Глава 16
Вадим Царев
Сейчас
Как только служба безопасности засекает подъезжающий автомобиль, я понимаю, что все летит коту под хвост! Не должен был я отпускать Нину.
Как чувствовал.
Интуицию не обманешь.
– Погоди, не иди туда! – дорогу преграждает Кир, будто чувствует меня, старый друг просекает, что я слетел с катушек.
– Отойди с дороги, Кристовский! – рычу зверем. – Этот урод ее порешит!
Ударяю друга в грудь, чтобы убрался с пути.
– Ты сейчас всю операцию нам положишь! – кричит мне вслед злой Кристовский, а я… я не знаю, что со мной происходит.
Сердце в груди переворачивается, особенно когда в наушнике слышу голос утырка, к Нине обращенный…
Я лечу на всех парах, и в башке набатом – только бы успеть. Ничто более не важно. Ни война со Станиславским, ни вопросы бизнеса и выживания.
Не знаю, что со мной происходит, когда глухой звук слышу. Так сильно напоминающий удар и падение.
Я буквально влетаю в дом, мчу и вижу то, что вижу…
Сердце будто простреливают, когда губы Нины вижу разбитые, а потом… все как в тумане. Единственная мысль – ты прокололся, Вадим.
Кристовский был чертовски прав! Он всегда прав!
Ты появился, Царев, и дал понять, что Нина важна…
Беру под контроль свои чувства. Пытаюсь выйти на нейтральный тон, чтобы Станиславский не ударил по самому болезненному. Чертов урод всегда бьет по болевым, и сейчас я пытаюсь выиграть время, так как уже слышен вой сирен.
Мы с Кристовским разыграли более изощренный план, более тонкий и глубокий. И сейчас, даже при всей катастрофе, которая происходит, я наблюдаю за тем, как мой злейший враг закапывает себя как можно более глубоко.
И все равно в секунду, когда чертов псих хватает Нину и прикрывается ею в качестве щита, у меня чуть сердце не останавливается.
Я все еще держусь, веду переговоры, а сам стараюсь на Нину не смотреть, потому что тогда Петр прорвет брешь и будет бить, вскрывая нутро, уничтожая…
И все равно я оказываюсь не готов к тому, что Станиславский снимет пушку с предохранителя. Из бизнес-распрей и грязных подковерных игр ситуация перевоплощается в критически опасную, где у не совсем адекватного урода в руках оказывается огнестрельное оружие, приложенное к виску женщины…
Если бы я думал о том, что все происходящее пишется и будет использовано против Станиславского, я бы, возможно, понял, что именно сейчас мой кровный и давний враг подписывает себе смертный приговор, но за одно мгновение все это становится не важным.
Важной является лишь… моя Нина… ее жизнь…
И я все-таки не выдерживаю, перевожу взгляд на нее и замираю при виде глаз, полных слез и отчаяния, полных надежды и ненависти…
Эти глаза… в них словно море плещется, и сердце у меня бьется рвано, потому что вина там зажигается…
Моя вина перед ней…
Чертова вина из-за того, что не смог задержать, из-за того, что отпустил, а ведь чувствовал… что вся эта ситуация не сулит ничего хорошего…
– Я так долго искал твои болевые, чертов ублюдок, но не находил. Даже женился на этой суке, и опять… ничего… Ты был абсолютно равнодушен, а сейчас… Что же случилось за одну-единственную ночь?!
Словно ищейка, подбирается к сути. Не знаю, каким чутьем я понимаю, что Станиславский не блефует…
Возможно, в тот момент, когда перевожу взгляд на него и читаю в его глазах триумф, потому что брешь в моем самоконтроле пробита, потому что я показал, что Нина важна…
На осознание уходит меньше секунды. Все как в тумане. Как в замедленной съемке. Я понимаю, что времени нет ни на раздумья, ни на принятие решения.
Действую на инстинктах, рывок вперед, и я отбрасываю Петра, хватаю Нину, а дальше слышу выстрел вместе с грохотом снаружи…
Я падаю на пол, закрываю собою Нину, понимая, что если Станиславский будет палить, то ему для начала придется меня изрешетить, чтобы добраться до миниатюрной фигурки женщины, лежащей подо мной…
Я чувствую боль. Она сковывает все тело, но сам… смотрю в ее глаза… читаю в них боль и слезы вижу, что катятся по бледным щекам…