Лжец. Мы больше не твои
Шрифт:
Девушка из прошлого…
Скрипачка…
Так странно, говорят, перед смертью всю жизнь свою видишь, а я…
Я только ее вижу…
Как стоит на сцене… Как играет… Себя вижу, обормотом, сидящим на последнем ряду и гоняющим зубочистку, и фиксирую секунду, как эта зубочистка падает, когда я девушку вижу…
Такую красивую, с длинными шоколадными волосами, собранными у висков с двух сторон…
Ее игра, ее улыбка… наши разговоры в ночи… все только она… и цветы… которые я так и не донес, цветы, которые упали на асфальт, когда меня заворачивали за преступление, которого я никогда не совершал…
Нина…
Так странно…
И сквозь вату и пелену… Я ее слова слышу о том… что ей жить нужно… что рано ей уходить, и я улыбаюсь… только чувствую во рту горечь металла и привкус собственной крови, а Нина…
Она замолкает, смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. На заднем фоне топот ног, хлопки, крики…
Резкий возглас Станиславского…
А я на Нину смотрю…
Глаза ее…
Пусть это будет последним, что увижу…
– Вадим… нет… Вадим… Помогите! Пожалуйста! Помогите…
Кричит подо мной, а я… я наклоняю голову и слегка целую ее губы, уношу ее тепло с собой, ведь пулю, предназначенную ей, я себе забрал…
Глава 17
Нина
Осознание накрывает молниеносно. За мгновение. Вадим наклоняется ко мне и слегка касается своими губами моих, и на языке я четко ощущаю металлический привкус крови.
– Нет… – шепчу, осознавая, видя, как закрываются такие яркие глаза…
Слезы текут по щекам, по вискам, пропитывают волосы, а на заднем плане я крики слышу, рев Петра и поворачиваю голову, чтобы заметить, как он оружие наставляет на оперативника, который ему наперерез идет.
Секунда. Оглушительный хлопок, и Станиславский падает, а я… я, наверное, кричу оглушительно, до хрипоты.
Зову на помощь, придавленная обмякшим сильным телом Вадима…
– Помогите… Пожалуйста… Помогите…
Секунды плывут, и передо мной вдруг возникает лицо друга Царева… Кирилл… Адвокат… Глаза Кристовского мечут молнии, волосы в беспорядке, он сваливает с меня Вадима и начинает кричать.
А меня накрывает истерикой. Осознание затапливает. Вадим прикрыл меня.
Он получил мою пулю.
Он спас меня…
Стал живым щитом…
Кристовский зовет на помощь, а я… я бросаюсь вперед, впиваюсь в окровавленную одежду Вадима, кричу, чтобы открыл глаза, чтобы в себя пришел…
И на мгновение кажется, что у него ресницы дрожать начинают, словно Вадим силится глаза распахнуть…
– Прошу… не уходи… не уходи…
Рыдания вылетают из груди, а я замираю, жду чуда, но его не происходит…
Кристовский отдает четкие распоряжения, и меня кто-то вздергивает, тащит куда-то, а я… я сопротивляюсь, ощущая, как вся одежда прилипла к коже, и это кровь… она не моя… она Вадима.
Я бьюсь и смотрю, как Кристовский наклонился над не двигающимся Царевым, как он тормошит его, кричит что-то, и я вижу его руки… они в крови… ее вообще очень много, она расползается пятном под телом Вадима…
Шок настолько сильный, что мое тело скручивает от боли, а в глазах расцветают черно-белые мушки, и наступает освобождение, потому что я улетаю в небытие.
Меня накрывает темным саваном обморока, и там… там я вижу Вадима, он ждет меня, как и обещал, с семью белоснежными хризантемами…
А я к нему иду в своем строгом концертном платье с белым воротником, держу в руке футляр со скрипкой и улыбаюсь…
Наша встреча. Та самая… На которую я пришла, а Вадима не было…
Только сейчас она состоялась…
Вот что подкидывает мне мое подсознание, и жгучие слезы текут из-под сомкнутых век, ведь я понимаю, как все у нас могло быть, как могло бы случиться, но этого не произошло, и я понимаю, что все это сон…
Прихожу в себя резко, сажусь на кровати. Осознаю, что я нахожусь в больнице и силюсь встать, но чужая рука останавливает, моргаю и понимаю, что это Крис, сестра, обнимает меня и плачет.
– Нинка… как же мы за тебя испугались… как же испугались…
Сестра плачет и прижимает к себе, а я обнимаю ее и начинаю плакать.
– Как малыши? Как мои мальчики? – спрашиваю, едва придя в себя, и Кристина спешит меня успокоить.
– С малышами все хорошо! Мама с папой с ними! Все хорошо…
Говорит и в глаза мои заглядывает.
– У тебя в доме перестрелка была… Ты… ты помнишь?!
Спрашивает, бледная вся… кусает губу и явно не знает, как продолжить…
– Помню, – отвечаю и впиваюсь взглядом в сестру, – Петр стрелял. Он меня убить хотел…
Сестра вскрикивает и прижимает ладошку к губам, глаза становятся размером с блюдца…
– Нина…
Только и выдыхает.
– Что с ним?
Спрашиваю. Потому что воспоминания обрывками возвращаются, и я помню грохот выстрелов, а еще взгляд Петра, когда он оружие наставлял…
Кристина немного кусает губы, будто решается сказать, и выдыхает тихонечко:
– Петр… он погиб… был застрелен…
На мгновение замираю. Не знаю, что именно испытываю, когда слышу слова Кристины, но, скорее всего, это облегчение…
Мой муж не был тем человеком, за которого я его принимала. Это был какой-то помешанный на мести больной человек и…
Что-то во мне обрывается, когда кадры произошедшего окончательно возвращаются, и я цепляюсь пальцами за Кристину и чувствую, как в груди начинает жечь, и я спрашиваю: