Лжедмитрий I
Шрифт:
Только что оттанцевали. Музыка смолкла ненадолго. В зале слышались говор, легкий смех. Хорошенькие паненки, запыхавшиеся и разрумянившиеся от танцев, отдыхали и кокетливо улыбались или деланно-сердито хмурились, слушая комплименты и тонкую лесть своих кавалеров.
Марина тоже немного утомилась. Утомление придало особенный блеск ее глазам. Она чуть-чуть раскраснелась. Обольстительно хороша была в этот миг сандомирская панна! Она равнодушно слушала восхищенный шепот своих поклонников, равнодушно отвечала на их льстивые замечания и смотрела в противоположный — угол залы, где находился «царевич».
Димитрий был ей хорошо виден. Он сидел и оживленно говорил с какой-то хорошенькой паненкой, слегка наклонясь к ней.
Улыбка не сбегала с лица «царевича». Белые зубы, его так и сверкали.
«Как он некрасив, — думала Марина, — но в лице его есть что-то особенное… Он может нравиться. Вон панна Стася не спускает с него глаз. По-видимому, она охотно слушает его, а ведь она горда, она очень высокого мнения о себе, думает, пожалуй, что красивее ее здесь никого нет».
Легкая усмешка мелькнула на губах Марины.
Один из стоявших подле нее панов — высокий, жирный, с круглым, глуповатым лицом, пан Чевашевский — просиял и самодовольно закрутил усы: он приписал улыбку красавицы только что сказанной им довольно плоской шутке. По его мнению, это был шаг к победе. Надлежало ловить момент. Он, стараясь возможно изящнее изогнуть свой слоноподобный стан, наклонился к ней.
— Быть может, прелестная панна снизойдет до своего нижайшего раба, осчастливит его… — проговорил Чевашевский.
— Что? — отрываясь от дум, спросила красавица.
— Ваш нижайший раб, прелестная панна, просит вас подарить ему мазурку, которая, кажется, сейчас начнется.
Марина еще не успела ответить, как вмешался пан Станислав.
— Панна Марина обещала эту мазурку мне… Так ведь, сестричка? — довольно нелюбезно заметил «дикарек» Чевашевскому: он всегда терпеть не мог этого чванного пана, теперь же злился, что «этакий глупый бык» смеет ухаживать за «его сестричкой».
Марина с легким удивлением взглянула на Щерблитовского: она вовсе не обещала ему мазурки. Красавица догадывалась, что это не более как военная хитрость с его стороны. Но, во всяком случае, она предпочитала «дикарька» «увальню Чевашевскому», над тупоумием которого всегда насмехалась. Поэтому она поддержала Станислава.
— Да, пан, я танцую эту мазурку с паном Станиславом, — промолвила она.
— А следующую?
— На следующую у сестрички тоже уже есть кавалер, — резко проговорил Щерблитовский.
— А… — начал Чевашевский.
— И на третью, и на четвертую, и так до самого конца бала, пан, — отрезал Станислав и повернулся к нему спиной.
Чевашевский надулся.
— Дерзкий мальчишка! — пробормотал он сквозь зубы.
— Что-с? — спросил, быстро повернувшись к нему, Станислав, и в его добродушных глазах блеснул огонек.
— Де… — начал Чевашевский и оборвал, взглянув на рассерженное лицо «дикарька». — Ничего-с, — проговорил он и быстро отошел от Марины и Щерблитовского.
«Этот медведь способен переломать кости! — трусливо подумал он. — У красивой панны что-то есть с этим смазливым мальчишкой. Да, да! Есть грешок!» — заключил он свои размышления и, подойдя к какому-то пану, начал с ним беседовать на эту тему.
Музыка заиграла.
К панне Стасе, с которою беседовал Димитрий, подошла ее мать — ей нужно было что-то сказать дочери — «царевич» воспользовался этим и отошел. Он начал пробираться в ту часть залы, где сидела Марина.
— Итак, танцуем, сестричка? — улыбаясь, сказал Станислав Марине.
— Танцуем, хитрый дикарек, — ответила красавица.
Она готовилась встать, когда перед нею остановился «царевич».
— Дозволь, панна, просить на мазурку?
Отказать «царевичу» казалось невозможным. Марина хотела выдернуть свою руку из руки Станислава.
Тот не пустил.
— Панна танцует эту мазурку со мной. Пойдем, сестричка! — раздраженно сказал Щерблитовский.
Марина была смущена дерзостью «дикарька» и колебалась.
Димитрий смерил Станислава гневным взглядом. Он заметил его молодость, заметил, что юный пан ни за что не хочет выпустить руки Марины, и понял причину раздражения Станислава.
— Хорошо, — медленно проговорил он, глядя в загоревшиеся глаза «дикарька». — Хорошо! Я уступаю тебе эту мазурку… но только мазурку, ничего более!.. Следующую я танцую, надеюсь, с вами, панна?
Марина слегка наклонила голову.
Димитрий отошел в сторону.
Следующую мазурку танцевал с Мариной «царевич». После этого он уже весь вечер не отходил от нее.
Пан Юрий, видя свою дочь, беседующую с «царевичем», довольно поглаживал усы: он был бы далеко не прочь, чтобы его Марина стала московской царицей.
Уже свечи догорали и бледный свет утра смотрел в окна, когда бал окончился.
— Ты, кажется, довольна сегодняшним балом, сестричка? — прощаясь, сказал Станислав, угрюмо смотря в глаза Марины, в которых он подметил новый, прежде невиданный в них огонек.
— Да, ничего… Царевич умеет занимать… — холодно ответила красавица.
«Дикарек» тяжело вздохнул.
XXXII
Невеста «царевича»
Пан Юрий радостно потирал руки: сегодня «царевич» просил Мнишека отдать за него в замужество Марину. Гордый вельможа был, в сущности, торгаш в душе: он сразу оценил те выгоды, которые сможет извлечь из своего будущего царственного зятя. Замужество Марины он всегда считал хорошим средством для поправки своих запутанных дел, но в данном случае он мог рассчитывать на большее: ему грезились уже не только разные маетности и изрядный куш злотых, но даже маленькое княжество — разве для русского царя есть что-нибудь невозможное? Ему стоит сказать слово — и сандомирский воевода — уже не просто ясновельможный пан, а владетельный князь… ну, положим, Смоленский, что ли. Славно! Правда, захочет ли еще Марина выйти за «царевича»? Э, нет! Она должна согласиться, должна, она слишком умна, чтобы не оценить всех выгод. Кроме того, отец Андрей, которому он поручил переговорить с Мариной, умен и ловок, он устроит.