Лжедмитрий Второй, настоящий
Шрифт:
Дальше, точно как это было на самом деле и как он помнил об этом, он изложил все, что с ним случилось. Начиная от убийства мальчика-конкурента до отправки его дядей Афанасием Нагим в Польшу к благодарному за освобождение от татар пану Казимиру.
Он оставил записки владельцу имения. Помолился на ближайшую церковь и вернулся к своему работодателю священнику в город Шклов.
Еще одна бомба, заложенная под государство русское, стала проявляться и постепенно набирать силы. Чтобы взрывом выбить окна, разорить и поджечь не один дом, не одну деревню,
Двадцать пятого апреля три кареты по весенним просыхающим полям, по совершенно невозможным дорогам двигались в сторону Самбора. Дмитрий и Мнишек возвращались из Кракова.
В этот раз всадников сопровождения было не тридцать, а, пожалуй, около пятисот. Шло много возов с оружием, порохом, провиантом и одеждой. И еще пять раз по столько должно было прибыть в Самбор к середине мая. Знамя похода на Москву было поднято.
Перед отъездом Дмитрий был еще раз принят королем. Король наградил его деньгами, дорогой парчовой одеждой и вручил тяжелую золотую цепь с профильным своим изображением.
Клавдий Рангони, папский нунций, тоже – и в этот раз открыто – принял царевича, пожелал удачи и тоже сделал дорогие подарки.
Осталось только вооружить первые тысячи польских добровольцев и казаков, разбить их на отряды, выделить командиров и вывести за Днепр.
И еще задерживал Дмитрия в Самборе брачный договор с Мариной Мнишек. Надо было с точностью до деревни, до поселка и реки указать выделяемые ей владения вокруг Пскова и Новгорода. С точностью до столового прибора указать приданое, количество денег и кремлевских драгоценностей, предназначаемых ей в дар к свадебной церемонии.
Еще один договор был заключен с самим Мнишеком. Ему, помимо большой суммы денег, была выделена половина Смоленского княжества. Другая предназначалась их королевскому величеству Сигизмунду Третьему.
В Русии укреплялись валы, ремонтировались крепости, усиливались гарнизоны, скакали посыльные с прелестными письмами к казакам.
Патриарх Иов рассылал по стране проклинающие Отрепьева грамоты. Вот уж кто в это время меньше всех думал о престоле.
Часть четвертая
МОСКОВИЯ, ВЫВЕРНУТАЯ НАИЗНАНКУ
«Город Гоша.
Ясновельможному пану Казимиру Меховецкому.
Высокочтимый пан Казимир. Точно по договоренности с Вами описываю для Вас события, происходящие в войске царевича Московского Дмитрия.
Смотр войска пан царевич и пан сандомирский воевода провели под Глинянами. Съехавшееся рыцарство устроило коло и избрало гетманом похода пана Юрия.
Против него не раздалось ни одного голоса, ведь пан Мнишек не только воевода, но еще и главный содержатель всего воинства.
Полковниками были назначены Адам Жулицкий и Адам Дворжецкий. Оба они профессиональные военные, оба в годах, и оба (как утверждают) совсем без денег. Это делает их чрезвычайно заинтересованными
На этом же кругу выработали жесточайшие походные правила, по типу того, что вырабатывают казаки при дальних ходах на татар или турок. За пьянство казнь, за трусость и предательство казнь, за мародерство казнь. Этот пункт особенно важен, так как боевые действия пойдут в совсем недружественной стране. И раздражать население, не знающее цивилизованных правил, было бы безумием.
К Днепру мы двинулись отдельными отрядами конными и пешими. Главную нашу силу составляли польские роты, а передовую и арьергардную казаки.
Мы двигались по воеводству князя Константина Острожского с большой осторожностью, потому что опасались удара в спину его гарнизона, который составляет несколько тысяч хорошего войска.
(Всем очень хорошо известно, что князь Константин и его сын краковский кастелян князь Януш большие противники похода на Московию.)
На этом писать заканчиваю. Пишу ночью на дежурстве у костра. Благо, что есть оказия в Ваш город.
Да, чуть не забыл самое главное, ради чего начал писать. Тут к нам присоединились донские казаки, очень большой отряд. Они привезли в кандалах московского воеводу Хрущева, который был послан царем Борисом уговаривать казаков против Дмитрия.
Едва Хрущев увидел царевича, он бросился к нему в ноги, заплакал и признал в нем истинного царевича Дмитрия по сходству с его отцом. Этим он заслужил себе прощение.
Преданный Вам – А. С.»
Осторожный Константин Острожский все-таки не решился напасть на отряды Дмитрия. Открыв против них военные действия, он дал бы им возможность самим нападать на гарнизоны его воеводства и захватывать его деревни. Пусть скорее уходят.
Чтобы не быть совсем уж соучастником, он велел убрать с берега Днепра все паромы, все ладьи и все другие средства переправы.
Это оказалось не страшным. К тому времени в отрядах Дмитрия уже было много русских. Любой русский с топором мог не только паром построить, но и избу срубить за два дня. А без топоров они из дома не выходили. Так что переправа была налажена добротная и скоро.
Только один поляк упал с плота в воду и под тяжестью амуниции утонул.
Дмитрий очень расстроился: каждый профессиональный воин на счету, – но его успокоили. Оказывается, человек этот очень тяжело болел, имел страшные боли и в воду вошел сам, не желая терпеть мучений.
Первый русский город, который лежал на пути, назывался Моравск.
Перед Семеном Никитичем Годуновым стоял дьяк Смирнов-Васильев. Он держал ответ на давнюю занозу Семена Никитича:
– Почему монах Григорий Отрепьев, путь которого по личному приказу Бориса лежал в темницы Кирилово-Белозерского монастыря, туда не доехал? Что его удержало? Почему в настоящее время он не гниет в каменных подвалах Кириллова во славу царя Бориса?
Дьяк не мог сказать ничего определенного. Он мямлил что-то про Шуйского, про то, что это был очень способный монах – любимец патриарха. Что, кажется, не было подвод и лошадей, что некого было посылать досмотром, что они Божьи люди, а не становые приставы.