Маара и Данн
Шрифт:
Данн заколебался. Встал, торжествующе улыбнулся. Оглядел встревоженные лица присутствующих.
— Продолжим! — воскликнул он.
— Не надо, Данн, прошу тебя, нет… — взмолилась Маара, и он снова передразнил, кривляясь:
— Не на-адо, Данн, прошу тебя, не-ет!
Он сгреб кости, сунул их в чашечку и затряс так сильно, что Маара услышала, как кубики стучат о стенки, оклеенные изнутри мягкой шерстью. Швырнул кости, хищно пригнулся к ним — и пружиной выпрямился, взметнув руки над головой. Из груди его вырвался победный вопль. Хозяин заведения, с видом весьма кислым, записал
Только теперь Маара заметила Бергоса, прижатого толпой к стене. Где ж ему еще быть… Тут же и Дариан. На физиономии Бергоса всегдашняя омерзительная ухмылка, Дариан, напротив, выглядит озабоченным, хмурится. Маара умоляюще уставилась на Дариана, но тот только пожал плечами: что, мол, я могу сделать… Однако он все же попытался. Протиснулся сквозь толпу, подошел к Данну, положил руку юноше на плечо. Сказал что-то на ухо. Услышав голос человека, которого он явно уважал, Данн как будто опомнился, на лице его отразились следы сумятицы, внутренней борьбы. Но он тут же дернул плечом, стряхнул руку Дариана, потянулся к куче денег, столь огромной, что стоявшие вокруг раскрывали рты и скребли затылки. На лице Данна испуг сменился вызовом, он снова протянул руку за костями. Процедура повторилась — уже в который раз, — но с обратным результатом. Данн проиграл, ибо когда-то должен был проиграть.
Куча монет исчезла со стола, Данн тупо уставился на опустевшую поверхность.
— Конец, — еле слышно прошептал он, но все его услышали. Народ даже дышать перестал. — Нет, еще не конец. — Маара поняла, что брат имеет в виду, — шесть «подкожных» золотых.
— Поставь сестру, — донеслось от стены. Бергос.
— Ставлю сестру! Ставлю сестру! — закричал Данн, замахал руками, требуя кости. Дариан схватил его за плечо, но Данн оттолкнул его. — Это мой день!
Дариан хотел задержать обезумевшего остолопа, но Бергос как будто нечаянно втерся между ними. Данн бросил кости — и проиграл.
Он тут же взвыл, как ударенная собака, завизжал, вцепившись пальцами в волосы:
— Маара, Маара, Маара!!!
Но Маару уже схватили за плечи и вытолкнули из помещения, повели мимо толпы посетителей, дружно уставившихся на нее. На улице она не удивилась, увидев с одной стороны ухмылку Бергоса, с другой — незнакомую физиономию.
Маару вели по улице, а она думала о брате. Он проиграл все, что имел, включая шесть золотых. Небось, собирается вырезать остальные. А кто будет за ним ухаживать?
Увели ее недалеко.
— Чей это дом? — спросила Маара, и Бергос как-то слишком охотно ответил:
— Далиды.
Она подивилась:
— А не проще ли было бы меня выкрасть?
— Противозаконно. — Бергос назидательно воздел палец к небу.
Вошли в большой, тускло освещенный вестибюль. Против входа — здоровенный пурпурный занавес.
— А поставить женщину на кон не противозаконно, — понимающе кивнула Маара, входя мимо отдернутого занавеса в большой, ярко освещенный зал, заполненный женщинами и девушками, одетыми весьма вычурно, хотя некоторые из них оказались и вовсе почти неодетыми.
К Мааре повернулись лица: сострадательные, равнодушные, любопытные… Воняло маковым дымом и перегаром. Спутник Бергоса отпустил Маару и прошел к безобразному гиганту, охранявшему женщин. Они принялись что-то обсуждать, глядя, как Бергос ведет ее к другой двери. За дверью оказался абсолютно пустой коридор, по которому они вышли к лестнице, поднялись на верхний этаж, и здесь Бергос втолкнул ее в какую-то дверь, тут же за ней захлопнувшуюся. Маара явственно услышала щелчок замка.
Комната большая, роскошно обставленная. Большая низкая кровать в нише, круглый стол, мягкие кресла, столики, шкафчики — после визита к Шабису Маара такого великолепия не видела. Но Маара не обратила внимания на обстановку; она чувствовала, что задыхается, и подбежала к окну.
Отдернув занавес, увидела внизу сад, над ним небо, усеянное звездами, а под окном костер, возле которого сидели на корточках какие-то мужчины и тихо, спокойно беседовали на каком-то непонятном гортанном наречии.
Сердце колотилось в груди, гнало ее куда-то, и она принялась бегать по комнате, натыкаясь на мебель, прижав руку к сердцу. Снова щелкнул замок, и в комнату вплыла Далида. Маара замерла, пораженная увиденным. Белое платье с какими-то разноцветными бантиками, оборочками, финтифлюшками, из которого торчит черная лоснящаяся физиономия жирной старухи. Чучело просеменило по комнате на каблуках-ходулях и плюхнулось в кресло у стола.
— Присядь, Маара. — Маара села.
Сопровождавший старуху безобразный гигант поставил на стол поднос с кувшином и двумя бокалами, опустил на пол мешок Маары и, не поднимая глаз, вышел.
— Ты мешок забыла в таверне, — заметила Далида.
— Первого же мужчину, который ко мне прикоснется… убью, — отчеканила Маара. Она дышала с трудом.
Далида зашлась старческим смешком, как будто услышала долгожданную приятную новость. Вытянув коготь, указала на руку Маары, на плохо скрытую тонкой тканью платья змейку браслета.
— Видала я такие игрушки. Очень большая от них иной раз польза. — Маара невольно подалась назад, и Далида успокоила: — Нет-нет, не собираюсь я у тебя ничего отнимать.
Она налила в бокалы пенную желтую жидкость и тут же приложилась к своему, давая понять, что жидкость не отравлена.
— И травить тебя не собираюсь.
— И маком оболванивать?
— Ну, не все сразу. Не знаю, не знаю.
— Чего ты от меня хочешь? Что будет с моим братом?
— Вот еще… Какое мне дело до твоего брата?
— Он все проиграл. У него ничего не осталось.
— Я его под руку не толкала. И вообще, мужчины меня не интересуют. — При слове «мужчины» она брезгливо поморщилась. — Моя специальность — женщины.
Маара чувствовала, что успокаивается. Тем более, что Далида не пыталась ее обмануть. Значит, старухе можно доверять в определенных пределах. Вообще на нее снисходил какой-то покой, расслабленность. Обстановка, что ли, подействовала?
— Не буду гнуть да кривить, скажу как оно есть. Собираюсь тебя продать по доброй цене… очень доброй цене… продать мужчине, которого ты стоишь. Но он пока что в отъезде, в Каназе. Приедет, глянет, решит.