Мачеха (сборник)
Шрифт:
— Да при чем здесь гений, балда?! Опять — двадцать пять, перстом в небо. Я тебе о стариках, которые рядом с нами. Я не говорю даже о профессорах, которые нас с тобой обучают, ты загляни в любую школу, в больницу, на любое предприятие, в колхоз, наконец, везде есть старики, которые и тебе, и мне еще позарез нужны. А много ли они от нас доброго видят? Еще пока работает, туда-сюда… а ушел на пенсию и стал дедунчик… бабка.
— Боже мой! — горестно вздохнул Женя. — Как это я не догадался магнитофон запустить? Чуточку пожиже патетики да погуще логики, какая чудная пленка
— Во-во! — Саша сладостно, с подвыванием зевнул. — Ты гениально схватил Лехину мысль. Глубоко философскую тезу облек в доходчивую, общедоступную форму. Именно, с самых младенческих лет долбить его в темечко: «Не будь свиньей… умей быть благодарным тому, кто тебя любит, не стыдись бабушку добрым словом порадовать…» Вот тогда он и чужого старика обидеть не сможет… и идею преемственности поколений ему в голову проще запихать будет… И не придется никому от бабушкиной тирании на Камчатку бегать…
— Ладно, дрыхни… — засмеялся Женя. — Пророк новоявленный…
Проснулся задремавший в тополевой листве ночной ветер, толкнул створку окна, надул парусом полотняную штору.
Алексей распахнул окно настежь, откинув штору, впустил в комнату притаившуюся на балконе знобкую предутреннюю душистую свежесть.
Отдохнувшие за ночь цветы на балконе благодарным дыханием встречали раннюю зарю нового дня.
Грешно проспать такое благодатное утро, но Саша и Женька уже безмятежно посапывали. Алексей лег рядом с Женькой, потянулся сладко, закинув руки за голову. Где-то, не то под отяжелевшими веками, не то в прохладной ямке подушки под затылком, возник тихий дремотный звон. Ну что ж, отоспаться в воскресное утро — вволю, до отвала отоспаться — тоже святое дело.
Игорь
Игорь рос в здоровой интеллигентной семье. Между старшим братом и Игорем возрастная разница в четырнадцать лет. Игорь, как он выражается, «продукт послевоенного производства». Отец умер, когда старший уже окончил институт и уехал по распределению на восток. Там он обзавелся семьей, пустил прочные корни — стал для матери, в полном смысле слова, «отрезанным ломтем».
Овдовев, мать не помышляла о замужестве, о создании новой семьи. У нее был Игорь. Последышек. Умный, веселый лентяй. Она его не баловала. Помаленьку приучила к труду, заставила неплохо учиться. Ему трудно давался иностранный язык. Она стала изучать английский, чтобы помочь ему одолеть наиболее трудный предмет. В детстве он не любил читать, она привила ему любовь к книге, научила понимать и любить музыку, видеть красоту осеннего леса, лежа на берегу, часами слушать журчание воды в каменистой речушке.
В общем она передала ему все, что знала и умела сама. И долгие годы мать была уверена, что рядом с ней растет и взрослеет друг.
А потом началось непонятное. Сначала она убедилась, что сыну с ней становится скучно. Ее мнения, оценки, суждения перестали его интересовать. Это
С тревогой и недоумением она присматривалась к сыну.
Что случилось? Что с ним происходит? Почему с каждым днем он все дальше уходит от нее?
Во всем остальном он был тем же, прежним Игорем. Славный, общительный парень, веселый, отзывчивый друг своих друзей-приятелей, готовый в любую минуту откликнуться на чужую беду, выручить, помочь, поделиться последним рублем…
Правда, за последние годы у него образовался новый круг друзей, таких же, как он, философствующих «интеллектуалов». Многое в их спорах и рассуждениях было для нее новым и непонятным. И в этом она усмотрела причину охлаждения и отчужденности сына.
Она стала рыться в библиотечных каталогах и на полках букинистов в поисках произведений Кафки и Камю; ей было необходимо понять, в чем заключается подлинная сущность экзистенциализма и философии Хайдеггера; напряженно всматривалась она в репродукции художников-абстракционистов, пользуясь отсутствием Игоря, включала магнитофон с «новыми» записями, от которых ребята приходили в восторг, вслушивалась, пытаясь уловить в непонятном хаосе звуков то, что она привыкла называть музыкой.
Она должна была знать все, о чем с таким апломбом и увлеченьем толкует Игорь со своими сверстниками.
Это не было приспособленчеством. Она хотела понять все, чем живет ее Игорь, понять его новые вкусы и интересы.
Не для того, чтобы при случае козырнуть перед сыном и его сверстниками своей эрудицией: блестящей строкой Пастернака или толкованием образа Понтия Пилата из «Мастера и Маргариты».
Ее мучила тревожная мысль: где, во всей этой мальчишеской сумятице идей, понятий, решений, — кончается временное, наносное, юношеская дань моде и начинается подлинная зрелая убежденность.
Она приветливо встречала товарищей сына, поила их чаем, старалась приготовить к ужину что-нибудь вкусненькое, но однажды Игорь сказал ей раздраженно: «Слушай, мама, ну чего ты все время здесь снуешь, когда у меня ребята сидят? Неужели нельзя пойти в кино или к тете Наде?» И она стала уходить, потому что у них была одна комната в коммунальной квартире, а отсиживаться в общей кухне она не могла. Стыдно было перед соседями.
Однажды, когда они получили уже двухкомнатную квартиру, ранним утром она услышала из комнаты Игоря приглушенный женский смех.
Она никогда не была ханжой. Ее удивило и обидело, что сын не познакомил ее со своей избранницей. Как можно скрыть от матери, что ты полюбил и стал близким с женщиной?
Вечером произошло объяснение. Мать спросила: кто она, эта девушка, его невеста? Игорь расхохотался. Оказывается, его временная возлюбленная уже не одну ночь провела в комнате сына. И не одна она. Игорь был немного сконфужен. Он был уверен, что мать давно знает о этих ночных визитах его подруг.
Ему было стыдно за мать, за этот нелепый и бестактный разговор.