Мацзу

Чернобровкин Александр Васильевич

Первым мы атаковали Шацзюе, как более серьезное укрепление. Береговая батарея успела сделать всего один залп, причем все ядра полетели за молоком. После ответного залпа, сбившего с позиции всего одну бронзовую пушку калибром около восьми фунтов, китайские артиллерийские расчеты сбежали в сторону Гуанчжоу. Форт на холме продержался дольше. Не скажу точно, сколько раз выстрелили его пушки, но значительного урона не нанесли. Зато британцы били мощно и результативно. В том числе применили тяжелые бомбы, внедренные на их военно-морском флоте всего лет пятнадцать назад.

Это был пустотелый чугунный шар весом шестьдесят пять, реже, для более старых пушках, пятьдесят четыре фунта с круглым отверстием,

возле которого были две скобы для правильного заряжания. Перед выстрелом шар набивали порохом, после чего в отверстие вставляли деревянную трубку, тоже начиненную порохом. Длина трубки подбиралась в зависимости от дистанции до цели. Опускали бомбу в ствол с помощью скоб так, чтобы трубка смотрела наружу. Иногда для точной центровки к дну бомбы крепили с помощью смолы круглый деревянный поддон, который часто не отрывался, улучшая, как ни странно, точность стрельбы, которая была хуже, чем при использовании обычных ядер. Заряд в трубке поджигался пороховыми газами при выстреле, потому что пламя обгоняло бомбу на срезе дула. Стреляли ими из специальных бомбических пушек, более легких и при этом с более длинными стволами меньшей толщины. Попадая в корпус деревянного корабля, бомба или пробивала его и взрывалась внутри, поражая осколками, или застревала в нем, разрушая и поджигая. При стрельбе по каменному форту эффективность была ниже, но повышалось моральное воздействие. Как ни странно, китайцы, тратившие во время праздников тонны пороха на ракеты, петарды, сильно паниковали, попадая под бомбардировку.

Когда черного порохового дыма при слабом северо-восточном ветре образовалось на местом боя столько, что не видно было дальше ста метров, к обоим берегам реки устремились джонки и баркасы с десантом. Сопротивления почти не встретили. Заметив приближающегося врага, китайцы за редчайшим исключением разбегались трусливо. Часам к одиннадцати оба укрепления были взяты. Трофеями британцев стали сто девяносто одна пушка.

В это время «Немезида» по моему совету двинулась вверх по реке, где нас поджидали пятнадцать китайских военных джонок. Остальные британские корабли не могли поддержать, потому что ветер был слаб и дул в полборта, а прилив заканчивался, речное течение уже осиливало его.

Первой выстрелила носовая тридцатидвухфунтовая гаубица. Ядро попало в верхнюю часть корпуса самой большой трехмачтовой джонки, выломав часть борта и кусок главной палубы и разбросав кучу щепок. Следом в соседнюю, хотя, как догадываюсь, целились в предыдущую, попала ракета из установки Конгрива и жахнула так, что судно будто бы оказалось внутри алого пузыря. Не успел огненный шар сникнуть, оставив множество языков пламени, как рвануло еще раз, намного мощнее. Предполагаю, что ракета подожгла пороховой погреб или то место, где были сложены мешочки с зарядами для пушек. Джонку и несколько членов экипажа разнесло на множество частей, горящих в полете. Лишь тупая носовая часть какое-то время торчала вверх из мутной воды, а потом кувыркнулась, показав плоское темное днище, местами поросшее зеленоватыми водорослями, и медленно поплыла в нашу сторону.

Этот взрыв лишил остатков храбрости доблестных китайских военных моряков. Джонки начали поворачивать и, сталкиваясь, пытаться умотать на веслах вверх по течению. «Немезида» слала им вслед тридцатифунтовые ядра и ракеты Конгрива. При таком столпотворении промахнуться было трудно. За полчаса до полудня на самой большой джонке,которая пострадала первой, спустили с мачт все флаги и одним из них, белым с желтыми «лучами», замахали из стороны в сторону, давая понять, что сдаются. У меня появилось впечатление, что маленькая дерзкая шавка усмирила стадо слонов.

68

На следующий день Ци Шань прислал

парламентеров с предложением возобновить переговоры. У него было только одно условие — не претендовать на остров Гонконг. Само собой, невыполнимое. Любая страна, в которой англичанин построил свой дом, считается территорией королевства. Правда, не все и не сразу догадываются об этом, но тем хуже для них. Взамен Ци Шаню предложили освобождение архипелага Чусань, который, благодаря болезням, унес больше жизней британских солдат, чем вся китайская армия.

Я присутствовал на одном из раундов переговоров, подменяя приболевшего штатного переводчика Джона Моррисона, уроженца Макао, и предлагал Ци Шаню не артачиться, пока условия не стали еще хуже:

— Напишешь хуанди Айсиньгёро Миньнину, что сумел выторговать освобождение целого архипелага возле устья Чанцзян, главной реки Понедбесной, в обмен на малонаселенный островок на самом краю ее.

Он послушал меня. Двадцатого января были подписаны предварительные соглашения, согласно которым Китай выплачивал компенсацию за конфискованный опиум, отдавал остров Гонконг, открывал в течение десяти дней после китайского Нового года (после двадцать третьего января) порт Кантон для свободной торговли с уплатой всего лишь пятипроцентной пошлины. Двадцать шестого января Чарльз Эллиот объявил Гонконг «отныне и навеки» территорий Соединенного королевства Великобритании и Ирландии. На площади перед Домом правительства под звуки военного оркестра был торжественно поднят на высоком деревянном флагштоке Юнион Джек. Я поздравил новоиспеченного губернатора, умолчав, что «навеки» — это всего на полтора века.

Британцы, привыкшие к безукоснительному выполнению межгосударственных договоров, расслабились, принялись уничтожать запасы байцзю. Китайцы привозили этот напиток бочками, которые выменивали у морских и сухопутных интендантов. От пьянки загнулось больше британских матросов и солдат, чем во время захвата фортов Дацзюе и Шацзюе. Это был китайский ответный удар за опиум.

Хуанди Айсиньгёро Миньнин не оценил старания Ци Шаня. Чиновник был арестован и в кандалах отправлен в столицу. Его место занял Янг Фан. Как мне рассказал Мань Фа, этот чиновник был известен карательными операциями против тайных обществ, которых в Китае множество во все времена. Население этой страны всегда разделено на две примерно равные части, одна из которых стучит на другую, а та мечтает захватить власть и поменяться с ней местами. Само собой, никакого возмещения ущерба платить хуанди не собирался и потерю острова Гонконг не признавал.

Мои осведомители сообщили, что к Гуанчжоу движется настолько быстро, насколько вообще способна неторопливая китайская армия, подмога численностью тысяч двадцать солдат под командованием пятидесятиоднолетнего Айсиньгёро Ишаня, племянника правителя Таньчао. Я передал эту информацию Чарльзу Эллиоту, у которого борода уже стала неприлично длинной, из-за чего походил на отшельника, отлучившегося ненадолго из своей кельи.

— Пусть приходят, встретим, — спокойно ответил губернатор Гонконга. — Скоро прибудут войска, эвакуированные из Динхая, а в начале летнего муссона должна подойти эскадра с подкреплением.

На совещании старших командиров было принято решение продолжить движение вверх по реке. Наши агенты-китайцы, в основном наркоманы, за шарик опия сообщали, что китайцы ускоренно строят преграды на реке. Надо было им помешать.

Двадцать второго февраля во время прилива пароход «Немезида», буксируя четыре баркаса с десантом, вошел в реку Жемчужную. Я вместе с капитаном Уильямом Холлом стоял на шканцах, устроенных наподобие тех, что на деревянных кораблях. До ходовой рубки со стеклянными иллюминаторами еще не додумались. День выдался пасмурным, жара напрягала не сильно.