Мадам Дортея
Шрифт:
— Нет, нет… однако… Если папенька лежит в какой-нибудь дальней усадьбе со сломанной ногой, должно пройти время, прежде чем мы получим от него весточку. — Дортея понимала, что это звучит неубедительно: на поиски ездило столько народу, они бы непременно уже что-то узнали. Теструп не мог далеко отклониться от проезжей дороги. Страх сильнее обычного сжал ее сердце, но она быстро сказала: — Я хотела предложить, чтобы вы с Клаусом самостоятельно продолжили свои занятия… Уж вы постарайтесь… И потом, вы могли бы, вернее, ты мог бы позаниматься пока с Бертелем, а там видно будет…
— Как вам угодно, маменька.
Подождав, пока шаги мальчика не затихли на чердаке, Дортея
— Вы хорошо помогаете. Когда закончите, я разрешаю вам покататься с горы на санках. А Хамре и Гунхильд побудут на кухне с Рикке. Кристен спит, он не спал всю ночь.
Теперь Дортея могла побыть в спальне одна. Скрестив руки на белье, лежавшем на рабочем столике, она уронила на них голову и заплакала; она плакала почти беззвучно, чтобы не разбудить спящего в колыбельке Кристена. В конце концов Дортея уже сама не знала, над чем плачет, но слезы принесли ей облегчение.
Дверь приоткрыла Йоханне:
— Капитан Колд спрашивает, нельзя ли ему засвидетельствовать вам свое почтение…
— Сейчас иду. — Дортея невольно подошла к зеркалу, спрятала выбившиеся из-под чепца пряди, поправила на плечах косынку. Она с трудом узнала себя: глаза и нос покраснели и распухли от слез. Дортея быстро намочила полотенце и попыталась освежить заплаканное лицо.
— Мадам Теструп! — Капитан Колд схватил ее руки и прижался к ним усами. — Вы не должны… Не надо отчаиваться… Еще есть время. Милая, дорогая мадам Дортея, сядьте, пожалуйста! — Он подвел ее к креслу Теструпа, стоявшему у печки, усадил осторожно, схватил с туалетного столика флакон с пахучей солью и поднес ей к носу. — Вот так. Если вы теперь чувствуете себя сильнее, позвольте мне… — Ногой в сапоге он подцепил скамеечку, подвинул к себе и опустился на нее у ног Дортеи. — Любезная мадам Теструп, найдете ли вы в себе силы выслушать новости, которые я хочу сообщить вам? По моему разумению, это добрые вести…
Лицо у капитана было красное и обветренное, оттого что он много времени проводил на воздухе и еще от попоек; с годами капитан начал полнеть, но, несмотря на это, он все еще был удивительно красивый мужчина. Глядя сейчас в его глаза, Дортея подумала, что они похожи на глаза Теструпа — такие же горячие, большие, темно-синие, и по этой синеве рассыпаны желтые и коричневые крапинки. Глаза капитана Колда тоже свидетельствовали о его возрасте — белки пожелтели и покрылись сетью красных прожилок. Ее Йорген стал таким, потому что не знал удержу в работе, этот же человек, бывший гораздо моложе его, не знал удержу в другом. Но не было ли это сходство характеров причиной того, что между ними часто возникала напряженность? А если бы Теструп, когда он был еще молод и силен, вдруг оказался выбитым из седла? Кто знает, на что Йоргена толкнула бы его страстная натура?
По словам капитана Колда, расспросы среди людей Сибиллы показали, что они, скорее всего, не были причастны к исчезновению управляющего Теструпа. Нельзя подозревать и других членов табора, ибо сыновья и младшие представители этой семьи, в том числе и дочь Сибиллы, чей муж в настоящее время сидит в тюрьме в Христиании, ушли на север еще до Рождества. Самый опасный из них, Расмус Тьюрил, арестован за поножовщину на базаре где-то недалеко от Трондхейма. Двое стариков вот уже несколько месяцев как живут в летнем хлеву в Бьёргедалене, но на их поведение никто не жаловался, женщины и дети из табора побираются в соседних селениях, это уж как положено, а сама Сибилла занимается своим обычным ремеслом. Муж ее, Лейвардо Юхан, который, кстати, всегда считался человеком положительным — если цыган может быть таковым, — умирает сейчас от рака, и, похоже, пресловутые целительские таланты его супруги ему не помогли, да, как говорят, еще не выросло то растение, которое помогает против смерти. Безусловно, всех членов табора допросят самым тщательным образом, — возможно, они все-таки знают что-то такое, что помогло бы решить эту загадку. Но, как уже сказано, следует полностью исключить предположение, что управляющий Теструп оказался жертвой цыган.
Все время капитан держал холодные руки Дортеи в своих больших и теплых руках, и она даже не пыталась освободить их. Было что-то утешительное в том, что она может сидеть так, окутанная теплом его участия. Он был первый человек, с которым она смогла говорить о своем горе, советоваться, он хорошо знал жизнь и отличался острым умом. Томмесен был болен, Шарлаха она не смела беспокоить теперь, когда знала, что вся ответственность за работу завода легла на его плечи, потому что мастер Вагнер был столь же ненадежен, сколь и опытен; и он и многие другие с радостью воспользовались бы общей смутой и тратили бы время на пустую болтовню и пьянки, если бы Шарлах не держал их всех в ежовых рукавицах.
— Поверьте, дорогой капитан, я бесконечно благодарна вам за то, что вы навестили меня. Ведь я тут совсем одна. — Окруженная людьми, перед которыми необходимо было сохранять спокойствие, Дортея чувствовала себя более одинокой, чем если б и впрямь осталась совсем одна. — Уверяю вас, мне хочется, подобно вам, видеть добрый знак в том, что цыгане… Но как вы тогда объясните, что с ним случилось? Не могли же бесследно исчезнуть и человек и лошадь?
Капитан покачал головой:
— Если б не этот снегопад, который уничтожил все следы!.. Но я порасспрошу, не видел ли кто-нибудь вашей лошади, Ревеилле у нас в округе знает каждый ребенок. — Капитан скрестил ее пальцы. — Милая мадам Дортея, еще рано терять мужество. Вы можете полностью располагать мной, я все для вас сделаю.
— Вы так добры. — Дортея высвободила свою руку и встала. В глубине души она все время помнила, что Йоргену не понравилось бы, что она сидит тет-а-тет с капитаном Колдом. Но беседа с ним так утешила ее!
Капитан тоже встал:
— А как себя чувствует мой юный друг Бертель?.. Как вы полагаете, мадам Теструп, может, вам было бы легче, если б на эти дни у вас забрали бы хоть одного ребенка? Бертель мог бы поехать со мной в Фенстад, мой бедный Карл был бы счастлив… Милости прошу и Клауса, если он хочет, Вильхельм же, я думаю, может быть вам полезен.
Дортея покраснела, смутилась и, почувствовав это, покраснела еще больше:
— Любезный капитан, я очень тронута вашей заботой… Но я не могу принять ваше предложение, это причинило бы вам столько лишних хлопот, тем не менее я благодарна вам за ваше великодушное приглашение…
Капитан улыбнулся:
— Никаких хлопот мне это не причинит. Йомфру Лангсет с радостью сделает все, чтобы мальчикам было хорошо. Но если вам не хочется отпускать их из дому… — Он пожал плечами.
— Я не сомневаюсь, что йомфру Лангсет сделала бы все возможное, она достойнейший человек, я знаю. Но в эти дни я нуждаюсь во всех моих детях… — Спас положение малютка Кристен: он издал несколько жалобных звуков, и Дортея бросилась к колыбели. Она наклонилась над ребенком, чтобы скрыть свое смущение.