Мадам Икс
Шрифт:
Твоя рука обхватывает мою шею, поднимает меня к тебе; другой ты взяв мою ногу под коленом, обвиваешь своё бедро, и ты входишь в меня, и мы встречаем друг друга там, толчок на толчок. Я смотрю на тебя и вижу, что твои глаза широко раскрыты и удивлены, вижу твои эмоции. Требуется что-то новенькое, чтобы ты мог что-то показать, но теперь я вижу это.
Ты не знаешь, как это делается.
Не больше меня.
Мы познаем это вместе.
— Калеб, — шепчу я и кончаю.
Это детонация блаженства, всё внутри меня разлетается, и я выдыхаю каждую оставшуюся молекулу с дыханием, когда меня поражает оргазм, скручивает и выжимает.
И затем, когда кульминация достигает своего пика, ты делаешь немыслимое.
Ты целуешь меня.
И ты кончаешь, высвобождаясь во мне, горячая влага наполняет меня, и ты двигаешься отчаянно целуешь меня и крепко, с неистовой силой держишь моё бедро, а другой ладонью ты хватаешь мою грудь и большим пальцем ласкаешь мой возбуждённый сосок, я взрываюсь с тобой, снова и снова, ты смотришь на меня, мои глаза открыты, как и твои, и это мгновение не похоже на другие, это что-то огромное, маниакальное, страшное и новое, оно разрывается и наполняет нас обоих.
Ты кончаешь,
И я кончаю,
Ты целуешь меня,
И я целую тебя.
Между нами — нить, что-то настоящее.
Твой лоб касается меня, и ты тяжело дышишь. Падаешь на меня всем своим весом.
— О боже, Икс.
Ты пытаешься сдвинуться с меня, но я цепляюсь за тебя.
— Не уходи, Калеб, — шепчу я.
— Мне нужно, я должен идти.
Ты больше не ты.
Ты начинаешь закрываться. Возможно, становишься больше похожим на себя. Или... другим. Я не знаю. Является ли реальный ты измученным существом, которое попало в ловушку за теневой завесой твоих глаз? Или это настоящий ты, грубый, ледяной, рациональный, безличное создание костюмов и дорогих автомобилей?
Я хватаю тебя за запястье одной рукой, сильнее обхватываю ногами твою талию и скрещиваю лодыжки у тебя на спине, крепко держу тебя, в себе, даже когда ты мягкий. Другой рукой я делаю то, что никогда не делала раньше: прикасаюсь к твоим волосам. Провожу пальцами через чернильные пряди.
— Если ты сейчас уйдёшь, Калеб, это всё будет зря. Ты перечеркнёшь всё, что у нас было. А мы с тобой кое чем обменялись. Я видела часть тебя, Калеб.
— Бл*ть, Икс. Ты этого не понимаешь, — грубое рычание, маты, настолько нехарактерные для тебя.
— Да, не понимаю. Но... останься. Отдохни, хотя бы немного.
На мгновение твои мышцы напрягаются, ты словно скульптура из гранита. А затем ты медленно плавишься, смягчаешься, кладёшь плечо на кровать, ложишься на спину. Постепенно, как бы неуверенный, правильно ли ты это делаешь или даже что делаешь — кладёшь голову на подушку рядом со мной. Ты вышел из меня, твоя мужественность обмякла и вся мокрая висит у твоего бедра. Я чувствую, как твоё семя течёт из меня, но не смею двигаться, не смею даже подумать об этом. Я лежу на своей стороне рядом с тобой, лицом к тебе с руками засунутыми под подушку.
Это сродни тому, что я сворачиваюсь клубком рядом со львом в клетке.
Ты протягиваешь руку, я напрягаюсь, перестаю дышать.
Но ты только прикосаешься ко мне, указательный палец скользит по моему бедру, по талии, вверх по моим рёбрам, к моей груди.
— Ты красивая.
Шум, как со дна бурного тёмного моря.
— Спасибо.
Я смещаюсь в сторону, убираю руку за спину, чтобы твой палец мог скользить от груди до бедра.
Я решаюсь коснуться твоего бицепса. Лев дёргается, и я знаю, что меня могут съесть в считанные секунды.
Игра прикосновений, исследование взаимности: кончик пальца к моему соску, моя ладонь скользит от твоего колена до кости бедра; проходя по моей спине, следуешь от внешнего края бедра до внутреннего сгиба и вверх по моему позвоночнику; мои пальцы на рельефном поле твоего пресса.
Ты не говоришь, и я не осмеливаюсь нарушить это волшебство. Оно слишком хрупкое.
Мои веки становятся тяжёлыми и опускаются.
Прикосновение перекатывается по мне, нерешительное и нежное, плавное и медленное.
Я впадаю в дремоту...
И засыпаю.
ГЛАВА 18
Я просыпаюсь одна.
Тишина.
— Калеб?
Ничего.
Рассвет мерцает за окном. Я смотрю налево и вижу, что моя дверь открыта. Стеллажи пустые, даже вешалки в поле зрения нет.
У меня перехватывает в горле. Я соскакиваю с постели и направляюсь в библиотеку.
Она цела и невредима.
Я возвращаюсь в спальню, в гардероб. Пусто. Совершенно пусто. Даже комод у дальней стены гардероба пустой. У меня не осталось ни одного клочка одежды.
Иду обратно в гостиную. Диван пропал, журнальный столик, кресло Людовика XIV. Обеденного стола тоже нет.
Входная дверь открыта.
Дверь лифта тоже открыта, ключ лежит в слоте внутри кабины.
Я полностью обескуражена.
Возвращаюсь в библиотеку. Тут стоит мой стул и стол в треугольнике между полками. На столе находится конверт, в котором стопка стодолларовых купюр, и записка, написанная от руки жирными, кривыми буквами:
Мадам икс,
Это платье в котором я тебя нашёл. Оно из твоего прошлого.
Я оставляю тебе книги, потому что знаю, как ты ими дорожишь.
Больше никаких камер и прослушки.
Больше никаких клиентов.
Уходи, если хочешь; денег в конверте достаточно, чтобы позволить тебе отправиться, куда пожелаешь. Но если ты действительно примешь решение уехать, то будешь сама по себе. Я не буду преследовать тебя на этот раз.