Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере
Шрифт:
— Так это белым днем, — ворчит она. — Раз уж вы здесь, помогайте.
Поднимает юбку по самое не хочу и отклеивает от ноги сначала резинку одного чулка, потом второго. Спускает оба как раз до колен, осторожно отделяет от ободранной кожи.
— А дальше вы. У меня ноги не сгибаются.
— Ещё бы они у вас сейчас сгибались, ага, — он очень бережно стаскивает с нее несчастные чулки и бросает их на пол рядом.
Ну вот, юбку можно снова опустить почти до колен.
— Так себе стриптиз, да? — а ухмылка вышла очень уж кривая.
— Если
Карло приближается, у него в руках флакон с явным спиртом, судя по запаху, и бинты.
— Ну ни черта же себе, донна Эла! Вот вам оно надо было? — все нормально, Карло тоже в шоке.
— Господа, если это такое травмирующее зрелище, то идите уже все, посмотрите и выскажитесь, хорошо? А потом будем перевязываться, — она пытается быть отстраненной и равнодушной, но получается плохо.
— Простите, донна Эла. Я постараюсь быстро, — и на самом деле начинает чистить ей правое колено намоченным в спирте тампоном.
Он действует толково и умело, спору нет, но как же это больно! Она сжала зубы и зажмурилась, но глаза все равно мокрые.
— Карло, погоди, — Себастьен вновь обхватывает ее за плечи. — Лодовико, фляжка есть?
— Что за вопрос, — Лодовико передает ему фляжку.
— Пейте, — Себастьен откручивает крышечку и подносит горлышко к ее губам.
Остается только зажмуриться и глотнуть. Впрочем, коньяк у Лодовико хороший. Вдохнуть, выдохнуть, понюхать немного. Запах бодрит, это хорошо. Тем временем Карло заканчивает с одним коленом.
— Донна Эла, вам простой бинт или эластичный?
— Эластичный, если можно, пожалуйста.
— Понял, — он ловко и не слишком туго перебинтовывает первую увечную ногу и берется за вторую.
Себастьен по-прежнему обнимает ее, но он теперь сидит с другой стороны и она практически уткнулась носом ему в плечо. Он гладит ее по голове и шепчет что-то успокаивающее.
— Все, донна Эла. Завтра покажетесь Бруно, и он уже дальше сделает, что надо. А пока не умрете, — Карло подмигивает ей и уходит мыть руки.
Себастьен оставляет ее на диване и отходит к Лодовико, они о чем-то шепчутся у окна, потом выходят к мониторам. Франко и Берто подтаскивают к дивану стол, накрывают на нем немудреный ужин — хлеб, сыр, копчености, несколько помидоров, большая корзинка с апельсинами. Карло возвращается, внимательно на неё смотрит, затем оглядывается и выходит тоже. Дверь открыта, разговор слышен.
Голос Лодовико:
— Видишь — вон, прямо во дворе, под фонарем — чего он тут стоит?
— А ты знаешь его? — голос Карло.
— И ты мог бы знать — он участвовал в нашем с Элоизой похищении, — это Себастьен.
— Наверное, все еще ищут свой хвост, — Элоиза очень хорошо представляет, как Карло пожимает плечами.
— И долго он будет тут торчать? — Лодовико недоволен.
— Да сколько бы ни торчал, — похоже, Себастьен что-то решил. — Берто и Франко ладно, а вот наши рожи светить перед этими людьми не следует — мою, твою, Элоизину, Карло тоже в доле, потому как они нас видели и узнают, если не совсем безголовые.
— Спасибо на добром слове, монсеньор, — Элоизин язык в последнее время как помело, сам болтается и невесть что говорит.
— Прошу прощения, госпожа де Шатийон, — он несколько повышает голос, чтобы его было лучше слышно. — Это я по доброте душевной посчитал вас, как своего офицера. У вас, безусловно, лицо.
— У донны Элы, значит, лицо, а у меня рожа? — вопит Карло.
— Элоиза — прекрасная дама, пострадавшая за правое дело. А ты — нет, — Себастьен говорит, как режет.
Лодовико хохочет.
— Может, ты тоже хочешь быть прекрасной дамой?
Дальше раздается грохот, наверное, кто-то кого-то чем-то стукнул.
— В общем, так: до утра остаемся здесь, — командует Себастьен. — Сейчас ужинать, потом спать.
— Раз никуда не едем, так и пить можно, что ли, — Франко радостно извлекает две бутылки вина и коньяк.
— А тебе только бы пить, — сварливо отвечает Карло.
Элоиза дремлет.
* 40 *
К ужину ее разбудили… а лучше бы вовсе не трогали. Хотя даже короткий сон пошел на пользу — вроде и не так уже болели коленки, захотелось есть — обед-то был ой как давно, так что всё к лучшему.
После ужина она попробовала встать и дойти до ванной. Выбросила многострадальные чулки, позвонила Анне, чтобы приготовила ей одежды и отправила с кем-нибудь к утру, раз уж ночью они тут тихо сидят и не отсвечивают и раз уж так случилось, что она без туфель и чулок, зато с разбитыми коленями. Так, если спать — жакет снять, шарфик снять, юбку по-хорошему тоже бы снять, она, конечно, не пострадала, но это не повод в ней валяться. Ладно, будет видно. Еще она сняла из-под блузки бюстгальтер, разобрала прическу, заплела свободную косу и уложила ее высоко на затылке, чтобы удобнее было спать.
Ещё можно посмотреть, есть ли с собой её вечерние постоянные лекарства. Она заглянула в таблетницу, которая всегда в кармане жакета, но там оказалось далеко не всё необходимое. Что ж, хотя бы обезболивающих-то надо съесть, а там видно будет.
Что, хотела приключений? Вот тогда будь готова падать на гравий в темноте и потом спать, где ночь застала. Или уже иди и работай только аналитиком, сиди в уютном офисе, а ночуй в своей кроватке. Третьего не дано.
Вышла, огляделась. Верхний свет выключили, диван разложили. Он оказался какой-то огромный, и спать на нем предлагалось не вдоль, а поперек. На нём уже спал Берто, тут же ворочался под спальником Франко, и еще две трети оставались свободными.