Мадонна на продажу
Шрифт:
– Обращаться в полицию тебе и в самом деле нет никакого резона. А вот попросить помощи у Кристофера Коули, случайного твоего знакомца, ты вполне могла бы. Ведь когда мы с тобой… встретились, ты наотрез отказалась делать официальное заявление полиции в моем лице. Не сомневайся, твоему супругу это прекрасно известно.
– Что толку? – безжизненным голосом спросила Мэри. – Ты же был и остаешься копом…
– Но я и полиция – не одно и то же. И теперь, даже без твоего на то согласия, я буду действовать. Один.
– И что ты намерен предпринять? Всюду водить меня за ручку? – Уголки губ Мэри
– Что и как я буду делать, тебя волновать не должно. – Коули крепко сжал ее ладонь.
Мэри вздрогнула, но руки на этот раз не отняла. – Живи спокойно – насколько это вообще возможно в данной ситуации. Джереми Уаттон сам придет куда надо, а там уже буду поджидать его я.
– Ты его не знаешь…
– А ты не знаешь меня, – спокойно возразил Коули. – Главное сейчас, чтобы Джереми из охотника превратился в дичь. Тебе некоторое время придется служить приманкой, но ведь ты же сильная, правда? Ты сможешь?
– А Джей? – жалко улыбнулась Мэри.
Похоже, от шока она оправилась, хотя, придя в себя, явно не помнила о том, как он ее целовал. Глядя на нежные, пухлые губы, Коули поймал себя на том, что отчаянно жалеет о ее временном беспамятстве…
– На твоем месте я просто некоторое время не отпускал бы его от себя, ведь быть одновременно в двух местах даже мне будет непросто. – Коули заглянул Мэри в глаза, не выпуская ее руки. – В остальном живи, как обычно, – езди на съемки, шатайся по магазинам… Идея! Купи-ка себе красивое платье – так хочется поглядеть на тебя в нем…
Последующее повергло бы в шок любого на месте Коули – жалкая улыбка Мэри мигом сменилась звериным оскалом, а ладонь наотмашь ударила его по лицу. Тотчас же опомнившись, она схватилась за голову. Губы ее тряслись, но глаза по-прежнему оставались абсолютно сухими. «Помоги мне!» – словно кричали эти глаза.
И Коули крупно рискнул. Обняв ее и прижав к груди, он стал приговаривать:
– Жила-была одна глупая девочка, которая все на свете хотела сделать сама… Она сама натворила кучу глупостей, сама решила выпутаться, при этом натворила кучу новых… – Подхватив Мэри на руки, он присел вместе с нею на диван, продолжая говорить неторопливо и размеренно: – И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появился вдруг один кретин, коп с собакой на поводке и ветром в голове. И этот кретин решил ей помочь, во что бы то ни стало, только вот переупрямить девочку оказалось чертовски непростым делом…
Он говорил что-то еще, но Мэри не разбирала слов. Прижавшись щекой к груди Коули и слушая биение его сердца, она словно оцепенела. Глаза ее закрылись сами собой… Неужели он и вправду колдун? Почему она позволяет ему поглаживать ее по спине и не вырывается, даже когда усы его слегка касаются ее виска? Отчего по всему ее телу разливается блаженное тепло? Впрочем, в его прикосновениях нет ровным счетом ничего интимного, к тому же Мэри твердо запомнила, что Коули счастливо женат. Казалось бы, беспокоиться не о чем. Вот только отчего же не по себе делается при мысли о его красавице жене…
Через минуту она уже ни о чем не думала, крепко заснув в его объятиях. Слегка отстранившись, Коули любовался Мэри. Утратив сейчас холодность и отчужденность, она была хороша, словно зачарованная принцесса
Что бы он мог предложить ей, если бы случилось вдруг чудо, и она полюбила его?
Бессонные ночи в тревоге за него? Одинокие вечера перед телевизором в ожидании его возвращения? Черт побери, это все уже было в его жизни! Да и эта девочка наверняка хлебнула горя… Только вот беда: сейчас, когда он держит ее в объятиях, все здравые рассуждения кажутся не очень-то убедительными.
С великой неохотой он осторожно уложил ее на диван. Еще с минуту не отрываясь глядел на нее, потом укрыл уже знакомым пледом и тихонько вышел из гостиной.
Лурдес поджидала в прихожей. Завидев Коули, мексиканка испуганно спросила:
– Неужто уходите?
– Ненадолго, – ответил Коули. – Через пару часов я вернусь – мне надо кое-что разузнать. Вы тоже можете уйти – я оставляю тут напарника. Вот только ключ мне придется у вас попросить…
– Пресвятая Дева Гваделупская, да я с радостью вручила бы вам ключ от собственного дома… и от собственного сердца! – расцвела мексиканка. – Вот если бы мисс Мэри поступила так же, я вздохнула бы спокойно… – Коули растерянно молчал, а Лурдес деловито продолжала: – Ведь она сущий цыпленок, ей-богу! Посмотришь, вроде бы и руки на месте, и голова варит, но… как бы это сказать… Словом, не годится таким малышкам жить в одиночестве, вот что я вам скажу! Поэтому-то и глазки у нее вечно печальные, как у брошенного котенка. А когти кажет, словно тигрица. Но меня-то не обманешь!
– Меня тоже… – вздохнул Коули. – Одно могу обещать: сделаю все, что смогу.
– И не пожалеете! – Мексиканка обнажила в улыбке великолепные белые зубы. – Ведь я ее насквозь вижу: ласковая она, милая и добрая. Вы уж простите, но я не вчера родилась и… словом, приметила, как вы на нее смотрите, – докончила Лурдес, смело глядя Коули в глаза.
– Стало быть, в случае чего в вашем согласии можно не сомневаться? – с серьезным видом осведомился Коули.
Мексиканка озадаченно поморгала, потом решительно кивнула:
– Будь я ей матерью, в шею погнала бы за вас замуж!
– Ну, уж в шею то не надо… – расхохотался Коули.
Снайп во время их разговора вопросительно поглядывал на хозяина.
– Мы уходим, – принялся объяснять ему Коули, присев рядом с псом на корточки. – А ты остаешься за старшего. Что делать в случае чего, сам знаешь…
– Пресвятая Дева, да он кивает! – всплеснула руками мексиканка.
– Стало быть, все понял, – ухмыльнулся в усы Коули. – Ну, пойдемте. Я вас подвезу.
Ложись, приятель, и никому не открывай!
Следующие два часа Коули провел в Чайна-тауне. Учитель воспринял его появление с невозмутимым видом, в чем не было ровным счетом ничего странного: старика китайца даже самый неожиданный визит ученика никогда не заставал врасплох. На недоуменные вопросы Коули он лишь ответил:
– Река всегда знает, куда течет каждый из ее притоков. Сядь и помолчи…
Наверное, со стороны их «беседы» смотрелись странно, но Коули уже привык к тому, что в словах почти не было нужды. Этот раз не стал исключением.