Мадонна на продажу
Шрифт:
Действовать надо было быстро. Применив испытанный способ овладеть собой, мысленно изъяв себя из волнующей ситуации и глядя на нее как бы со стороны, он сгреб Мэри в охапку и понес вон из спальни. Спускаясь по лестнице, он машинально отметил, как она легка, век бы носил такую на руках… Ты последний кретин, Коули, мысленно осадил он себя, устраивая ее на переднем сиденье и обнимая за плечи одной рукой, а другой, включая зажигание. Снайп прыгнул на заднее сиденье, так и не выпустив из зубов пузырька…
В больнице
Взглянув на этикетку, молодой врач присвистнул и поспешил вслед за каталкой.
Возвратился он часа через полтора.
– Несчастная любовь? – со знанием дела подмигнул он Коули.
– Несчастнее не бывает. Как она?
– Выкарабкается. Правда, пришлось основательно попотеть: либо у нее индивидуальная реакция на препарат, либо нервная система вконец расшатана. Я оставил бы ее тут эдак на недельку.
– Я забираю ее, – решительно заявил Коули.
Снайп коротко тявкнул. Врач поднял брови.
– Да, что ты говоришь? – обратился он к псу. – Ну, если твой хозяин испытывает комплекс вины… Послушайте, – он пристально поглядел на Коули, – предмет ее увлечения – вы?
– Мечтал бы им быть, – чистосердечно ответил Коули.
– Ого!.. – Врач почесал в затылке.- Н-ну, в таком случае забирайте свою малютку.
Первые несколько часов ее будет колотить, не исключено, что она станет нести всякую чушь… Это все неважно. Главное – не давайте ей спать, как минимум, часа четыре. Хотя с этим, – он весело усмехнулся, – думаю, проблем не возникнет…
Коули твердо решил, что домой Мэри не повезет. Ей там решительно нечего делать. Чем дольше Джереми не услышит ее голоса, тем скорее «засветится». К тому же, если верить врачу, в ближайшие часы ей будет явно не до разговоров по телефону. На судьбу Джея это существенно повлиять не должно, – разве что в лучшую сторону. Подонку не надо будет заставлять ребенка рыдать в трубку.
Вспомнив доверчивые глаза Джея, Коули скрипнул зубами. Почему учитель назвал Джереми мертвецом? Что это за неугомонный покойник, который норовит утянуть за собой в могилу родных ему людей?
Тебе и во сне не приснится, девочка, о чем я передумал, пока дожидался тебя в больнице. Сейчас ты со мной, и я люблю тебя. Но тебе-то что в этом проку? Не знаю, на сколько лет ты меня моложе, да и не в этом дело. Ведь когда я гляжу в твои глаза, мне чудится, что ты старше меня на целую жизнь… И вот я сам едва тебя не убил, оставив одну.
Держись, девочка. Теперь я тебя никуда не отпущу и никому не отдам – ни живым, ни мертвым.
Затормозив у своего подъезда, Коули вновь подхватил Мэри на руки, а лифт мигом домчал их и пса до нужного этажа. Чтобы отпереть дверь, Коули пришлось поставить Мэри на ноги и поддерживать ее лишь одной рукой. Она пошатнулась, но устояла.
Она пребывала в странном состоянии, которое, наверное, более всего походило на наркотическое опьянение. Ее трясло мелкой дрожью, лоб покрылся испариной. Правда, сейчас на нее было уже не так
К тому же она, очевидно, не вполне понимала, что происходит с нею, но, слава Богу, не сопротивлялась, когда Коули стянул с нее джинсы и уложил в постель, прикрыв одеялом до самого подбородка. Снайп улегся возле кровати и закрыл глаза…
Вернувшись из кухни с чашкой крепкого кофе, Кристофер увидел, что прогнозы медика оправдываются. У Мэри зуб на зуб не попадал, она сжалась в комочек, которого почти не было видно под одеялом, влажные волосы прилипли ко лбу. Коули попытался усадить ее, но тщетно: голова падала на грудь, все тело сотрясалось…
И Кристофер решился – вернее средства согреть ее он просто не видел. Уже раздеваясь, он спросил себя, выдержит ли, и твердо ответил самому себе: «Да!»
Скользнув под одеяло в одних плавках, он крепко обнял Мэри, прижав к себе. Ступни ее и ладони были холодны как лед. Согревая дыханием руки Мэри и вдыхая аромат ее волос, едва уловимый, похожий на запах жасмина, Коули пьянел, словно подросток от первого в жизни глотка спиртного.
Вовремя опомнившись, нечеловеческим усилием воли он овладел собой, запретив себе сейчас видеть в ней женщину. Теперь она была для него кем угодно: другом, дочерью, раненой птицей на ладони… Спустя минут пятнадцать он почувствовал, как дрожь ее малопомалу унимается. Тело Мэри согрелось в его объятиях, дыхание стало ровнее. И вдруг…
Когда это случилось, Коули едва не умер от разрыва сердца. Руки Мэри неожиданно обвились вокруг его шеи, а сухие губы прильнули к его груди. Она выгнулась, прижимаясь к нему и сладко постанывая.
Словно все вокруг на мгновение заволокло горячим красноватым туманом – такого жгучего желания он никогда в жизни не испытывал. В какой-то миг он готов был на все, даже мелькнула подлая мысль: все равно она ничего не вспомнит потом… И тут его как громом поразило – она обнимала вовсе не его!
Кого ты видишь сейчас, моя маленькая, безмолвно спрашивал он, отбрасывая влажный локон с ее лба. Неужто этого сукина сына, твоего мужа, который так и не понял, какое счастье на него свалилось? Этого несчастного, который променял тебя и сына на чертово зелье, превратившее его в монстра?
Кристофер зажмурился изо всех сил, стараясь справиться с душевной болью. Губы Мэри зашевелились, она зашептала что-то неразборчивое.
– Не бросай меня… – едва расслышал он.- Я умру без тебя…
Глаза ее широко раскрылись. Огромные, они глядели прямо на него, а не сквозь. Коули мог поклясться, что она прекрасно его видит. И тотчас усомнился в этом, когда услышал:
– Любимый мой… Не уходи, не оставляй меня…
А ведь врач предупреждал, что она будет нести чушь, вспомнил Коули, но на один короткий миг вдруг представил себе, что слова эти обращены к нему, и его сердце переполнилось невероятным счастьем.