Мафиози из гарема

Славная Светлана

– Куда?! – хором воскликнули Иван и Варвара.

– Этого я не знаю. Но могу предположить, что расстояние по вертикали времени было примерно таким же, как сейчас.

– Антипов вернулся домой, а вместо него сюда вылетел кто-то еще? – предположила Варвара.

– Напоминаю: Антипов НЕ вернулся домой, – возразил Птенчиков.

– Значит, он забыл здесь что-то важное, – уверенно произнес Егор.

– Эх, не зря говорят: возвращаться – плохая примета. – Все помолчали, вспоминая взрыв в ИИИ.

– Нет, – вздохнул Иван, – вряд ли Антипов сумел бы совершить все эти манипуляции с машиной времени. Такое может

быть под силу нашему гению технической мысли, но не художнику-реставратору. Я вообще удивляюсь, как ему удалось угнать аппарат.

– Мэтр, вы мыслите стандартами XX века, – улыбнулся Егор. – В наше время художник не представляет своей деятельности без серьезного компьютерного обеспечения, а маляр или реставратор – это тот же программист, налаживающий работу соответствующей техники.

– До чего дожили, – проворчал Иван. – Во всяком случае, сейчас этот неутомимый путешественник находится неподалеку, и мы должны его разыскать. Кстати, раз машина Антипова стоит здесь недавно, мы можем снять с него подозрение в организации игорного бизнеса, ведь казино действуют уже около трех лет.

– Я поняла: первый раз Антипов прилетел в Истанбул три года назад!

– Интересно, зачем, – пробормотал Егор.

– Может, промахнулся? – простодушно предположила его жена.

Они вернулись в свою кабину. Иван устало расположился в кресле, Варя принялась доставать из холодильника брикеты с экспедиционным пайком. Егор от ужина отказался. Ему предстояло нелегкое дело: составить запрос в ИИИ на предмет обещания, данного им в благородном душевном порыве казачке Ксюхе. Гений технической мысли планировал вызволить свою новую знакомую из гарема Абдурахмана с помощью машины времени. Миг – и из ненавистного Истанбула она перенесется на берега родного Днепра. Однако проводить подобную акцию без разрешения начальства было рискованно: можно получить дисциплинарное взыскание за нарушение законов о перемещении и навсегда лишиться права путешествовать во времени. Задумчиво хмурясь, Гвидонов направился к аппарату связи и едва не споткнулся о седло, приобретенное на базаре мэтром Птенчиковым.

– Сколько же места оно занимает! – недовольно заметил Егор. – Иван Иванович, если не секрет: что вы планируете делать с этим седлом?

– М-да, вопрос, – почесал подбородок Птенчиков. – В принципе ничего.

– Может, выбросим его в кусты?

– Что ты, добром расшвыриваться! – возмутилась Варвара. – Лучше отдадим его бедным. Например, вдове, очень славная женщина.

– Думаешь, ей нужно верблюжье седло? – усомнился Егор. – Что она станет с ним делать?

– Ну, – задумалась Варя, – его можно использовать вместо табуретки. Или выставить в холле для украшения интерьера.

– Как же, стану я таскаться по всему городу с верблюжьим седлом на собственном горбу ради того, чтобы им украсили холл! В доме вдовы и холла-то нет, – возмутился Птенчиков. – Я и сюда его еле доволок.

– Нужно было перепродать седло, не уходя с базара, – вздохнул Гвидонов.

– Пустили бы в оборот, а на выручку – в казино, – фыркнула Сыроежкина.

– Зря смеешься, знаешь сколько я выиграл?

– Если ты такой умный, где же твои деньги?

– В плену конфисковали. – надменно выпрямился Гвидонов.

– Нечего было попадать в плен. Налакался араки и утратил контроль над ситуацией… Мэтр, я думаю, вы должны наложить на моего мужа дисциплинарное взыскание, пусть больше не напивается.

Гвидонов гневно сверкнул очами:

Увы, немного дней нам здесь побыть дано,Прожить их без любви и без вина – грешно,Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод:Коль суждено уйти – не все ли нам равно?

– Что-о?! – многообещающе протянула Варвара, упирая руки в бока.

– Это не я, это Хайям, – мигом стушевался Гвидонов.

– Нечего тыкать мне в нос стишки этого пьяницы и развратника!

– Успокойся, Варенька, – поспешил вмешаться Птенчиков. – Слова Хайяма нельзя воспринимать буквально. Не забывай, что он был суфием!

– Ну и что?

– Суфийские братства веками развивали мистическую традицию ислама, предназначенную отнюдь не для каждого. Неудивительно, что суфии выработали свой язык, в котором общепринятые слова наполнены совершенно иным смыслом, непонятным для непосвященных. Если суфий говорит о любви – то это любовь к Аллаху…

– А при чем тут вино?

– Это один из четырех символов, соответствующих четырем формам познания. Первая форма, доступная каждому, – восприятие явлений окружающего мира с помощью разума и пяти органов чувств; символом ее является вода. Вторая – интуитивное познание, без которого немыслимо искусство. Символом второй формы служит молоко, жидкость более питательная. Третий вид познания – опыт пророков и духовных наставников, выраженный в созданных ими учениях; третьим символом называют мед. И наконец четвертая форма – прямое переживание высшей реальности, недоступной ни для органов чувств, ни для интуиции. Божественное озарение, обретение истины, достижение состояния мистического экстаза. И символом этой формы познания служит вино, разрушающее границы человеческого «я».

– Подумать только, – покачала головой Варвара. – Дорогой, так чем ты все-таки предполагаешь заняться в Стамбуле: разыскать Антипова или достичь состояния мистического экстаза?

Егор уже расправил плечи, готовясь ответить достойно, но учитель поспешил переключить разговор на другое:

– Кстати, если вам интересно – я придумал, куда можно деть верблюжье седло. Мы отправим его Мамонову!

Гвидонов едва не поперхнулся от неожиданности, мигом забыв заготовленную речь:

– Что вы, Аркадий сюда не поместится.

– Разве он увлекается ездой на верблюдах? – заинтересовалась Сыроежкина.

– И этих людей называют моими помощниками! Аркадий отнесет его в музей Института, положит на полку и снабдит ярлычком.

– Гениально! – хором признали ученики мэтра по неразрешимым вопросам.

Словом, седло улетело вслед за отчетом о недавних событиях. Егора вновь оставили на посту – караулить Антипова и общаться с ИИИ по поводу опрометчивого обещания, данного Ксюхе, а Варя с учителем отправились по делам милосердия. Сыроежкина хотела проведать перед сном своих малолетних пациентов, Иван же планировал передать жене незадачливого кулинара всю наличность, вырученную от продажи три-нуль-персператора, чтобы та могла погасить его долг и вызволить беднягу из зиндана.