Маг Азидал. Война
Шрифт:
– Да угомонись ты, старик, - успокаиваю его, ощупывая ногу.
– Подумаешь перелом неверно сросся, это бывает. Сейчас аккуратно на место все поставим...
Хруст костей едва не отправил старикана на тот свет, побледнел, губа нижняя дрожит, на внука со страхом смотрит, криков ждет. А пацану что, нос сморщил, да снова сопит. Магический сон это не колыбельную спеть, его с настоящей атакой сравнить можно, а уж ребенок точно раньше времени не очнется.
Краснота и опухоль спадают под кончиками пальцев, открывая ровную,
– Ну вот, - щедро делюсь целебной силой напоследок.
– Неделю не вставать, на ногу не наступать. Срастется - бегать будет.
– Это точно?!
Старик кинулся к внуку, сам в ногу ему вцепился клещом, а разглядывает так близко, что крючковатый нос едва по коже не елозит.
– Мой Ралар теперь не хромоножка? Нормальный он?
– Я же сказал, нормально все будет. Забирай пацана и домой идите, проснется к вечеру.
Старик едва в ноги не бросился, на силу удержал за костлявые, но еще крепкие руки.
– Спасибо, - слезы бегут по седоватой щетине на щеках.
– Спасибо, ваша милость! Спасибо!
– Да будет, будет...
Еле успокоил беднягу, в старости так легко расчувствоваться... По себе знаю. Так что проводил я первых гостей на лечение вежливо и ни капли не раздражаясь от навязчивых благодарностей.
А там на улице уже новые посетители ждут, Вильяр на крыльце едва не пританцовывает на месте.
– Следующих можно? Отдохнуть не надо? Вина, может, или еще чего?
– Ничего не надо, - отмахнулся от старосты, кивая женщине с совсем мелким малышом.
– Заходите уже, холодно.
С болячками быстро разбираюсь, но вот родственники иногда хуже клещей вцепляются... А уж эти вечные вопросы, больше словами уверять приходится, что все в порядке будет, чем они сами глазам поверят.
На удивление в деревне много детей, плодовитый тут народ! А еще большинство здоровых приводят, просто, что я проверил. Приходится каждого внимательно осматривать, обещал же...
Мучался я с ними аж до обеда, пока в дом не зашли последние просители. Паренек лет десяти-двенадцати, да мама его молодая, а может, сестра даже старшая. И фигурой, и лицом на деву молодую похожа, только морщинка меж бровей возраст выдает. Значит, все-таки мама.
Женщина эта как меня за столом увидела, рукава по новой заворачивающего, так и застыла столбом. Глаза голубые как на лице моем взгляд остановили, так и не хотят моргать.
– Мам, - дернул ее паренек за рукав, а вздохнул так, будто не первый и не десятый раз подобное видел.
– А? Да...
– В чем дело?
– интересуюсь у странной парочки.
– Кр-красивый, - немного заикаясь, выдохнула женщина.
– Не обращайте внимания, - спокойно выдал пацан, тряхнул блондинистой макушкой.
– Они всегда так на что-нибудь красивое глядит. Как замечтается, может на облака целый день смотреть.
Пацан глянул на мать, продолжающую зачарованно глазеть, и тихо добавляет:
– Или даже два...
Бывают же люди. Неуютно как-то, когда на меня с такой завороженной жадностью разглядывают.
– Понятно. Так кого из вас лечить-то?
– не удержал смешка.
– Тебя или маму твою?
– Его, - тут же отвечает женщина, пацана в спину подталкивая.
– А я тут постою, посмотрю...
Ладно, видно, просто увлекается она немного, но с головой в порядке, раз на вопросы отвечает. Игнорирую ее взгляд, да паренька мелкого, мне до пупка всего ростом, спрашиваю:
– И чего у тебя болит?
Рассказ паренька недолгим вышел, спину застудил, балбес, на снегу заигравшись и уснув. Вот и болит спина, да и кашель мучает, и ничего не помогает, и у печки грелся, и мама спину травами каждый день натирает.
– Ясно все, - прерываю словоохотливого ребенка.
– Давай на стол, жопой кверху, лечить буду. И одежку верхнюю бросай.
– А это не больно?
– с опаской подходит пацан.
– Не больно, ложись давай.
От ладоней к спине пацана иногда срываются синие искорки, паренек охает, но не от боли, скорей от неожиданности ощущений. Спустя минутку надоело ему молча лежать, голову ко мне повернул, глазенки голубые, как у матери, интересом светятся.
– Меня, кстати, Парк зовут, без отца я. А маму - Шей. Матушка нагуляла меня с солдатом приезжим, и даже имени не спросила. Нас из-за этого в деревне не особо любят. А тебя как зовут?
От таких подробностей я чуть не закашлялся. Что за непосредственный ребенок!
– Кто же такие вещи незнакомцам говорит?
– мягко журю ребенка.
– Если уж Первому нельзя сказать, кому тогда можно?
– с железной уверенностью сообщает маленький Парк.
– Мне бабушка о тебе рассказывала!
Нет, невозможно не улыбаться, глядя на таких детей. И чего я раньше их так сторонился, забавные они.
– Прямо-таки обо мне?
– Ну... О Первых всех говорила. Вы лучшие из людей! Великие Короли и Герои! Хотел бы я быть Первым...
Паренек замечтался, аж глаза поволокой заволокло. Ну точно, яблоко от яблоньки... Ничего, мелкий Парк, если у нас получится, то возможно твои дети исполнят детскую мечту и родятся с пробужденной кровью.
– Так как тебя зовут?
– быстро очухался паренек.
– Это, - хитро улыбаюсь.
– Секрет. Зови просто Первым.
– Ну вот, - насупился ребенок, но тут его посетила какая-то идея, он просиял и тихо говорит, чтобы мама не услышала, "страшным" шепотом: - А если я открою тебе свой секрет, поделишься своим?
Что-то в глазах пацана не дает над ним посмеяться. Неужели у него и правда есть что-то особенное, важное? Вряд ли, но лучше уж с ним поболтать, так легче отвлечься от сверлящего взгляда женщины у дверей.
– Хорошо, если секрет стоящий.