Магазин воспоминаний о море
Шрифт:
Козырьки украшены осколками битых бутылок, колбасной шкуркой и… относительно свежим надорванным квадратиком фольги — от использованного презерватива.
Значит, здесь.
Но дальше тут делать мне уже нечего.
Сизая дымка, тропа, глушащая шаги. Из кустов бесшумно выходит кудлатая бродячая собака и смотрит на меня немигающим, почти человеческим взглядом с безопасного расстояния.
Потом делает ко мне два шага — у меня почему-то холодеет сердце — но дальше остается на месте.
…Два часа терпеливо выслушиваю поток слов кругленькой редакторши районной газеты «Сокол». Получаю предложение дать интервью на психиатрические темы — «мы это делам со всеми замечательными людьми в нашем районе, а их тут на удивление
Вышел от дамы, жадно глотая свежий воздух. Пошел по безлюдным улицам домой, среди зелени и тишины.
Парки на костях. Кладбища, которых уже нет. Недоброе имя — «Ходынка». Еще парки, пары с колясками, велосипедисты, тополя, липы. Тени кладбищ мирно дремлют среди кустов и аллей. Спите, души солдат забытых веков, спите в лучшем из районов Москвы. Вы не чужие здесь. Потому что все города стоят на костях прошлого, по всем улицам когда-то проезжали телеги, а потом и автобусы с гробами. А сегодня из распахнутых дверей балконов сверху доносится женский смех и музыка, а с тротуара в окна можно увидеть верхушки книжных полок и еще белые потолки, на которых ложатся круги медового света люстр. А вот котяра на форточке, мрачно смотрящий на серый асфальт внизу. Его зовут Грымзик, это соседский кот, я почти дома. И мне надо сделать один важный звонок.
— Сергей Сергеевич, как ваше драгоценное самочувствие?
— Добрый доктор, какая радость! Да отличное самочувствие. Падаю с ног, но энтузиазм так и прет из ушей. Боюсь, что как пациент я вам уже неинтересен. В общем, вы обыкновенный волшебник.
— Да вы не поверите, Сергей Сергеевич, ни малейшего волшебства. Ну, что у вас там было — одна депрессия и два невроза. А у кого же не было депрессии в девяностые годы? У меня было два пациента, которые ежедневно обсуждали со мной достоинства самоубийства и все возможные методы. Я им не противоречил и с увлечением поддерживал разговор. А что вы хотите от орденоносного конструктора ракет, которому только что сказали, что ракет больше не надо? Петля — очевидный выход. А вас… да этим самым «Прозаком» половина Америки лечится, у которой никаких кризисов и никаких девяностых годов не было — подумаешь, великий метод. Вот сейчас у меня пациент — просто страх и ужас. Почему вам и звоню. Вы ведь ваших архивных знаний и связей не утратили?
— Да я никуда оттуда не уходил, а сейчас заместитель директора, представьте, — так что весь архив в вашем распоряжении. Но зачем он вам?
— А у меня тяжелейший случай, — продолжил импровизировать я, неся откровенный медицинский бред. — Фетишист. Насильник. Без пяти минут убийца. И с фиксацией на определенных предметах, местах и событиях прошлого. И на определенных именах. Есть у меня теория — помогите разобраться, а? Только когда я вопросы начну задавать, не подумайте, что доктор сам поехал от крыши и наискосок. Просто не поверите, какие случаи бывают.
— Вперед, — раздался в трубке радостный голос господина архивиста. — На каких исторических фетишах свихнулся ваш маньяк?
— Район между окончанием Ходынского поля и задней частью Березовой рощи — координата номер
— Ну, доктор, вы же интеллигентный человек и знаете нашу историю. Не что, а кто получается. Вполне определенный исторический персонаж. Так, мне просто любопытно: это что, ваш маньяк надевает какое-то старообразное пальто и идет насиловать девочек в белых носках, так?
— Сергей Сергеевич, не задавайте вопросов — кто здесь психиатр? Хотя в общем, как ни странно, вы угадали, вот только еще и место почему-то имеет значение. Вот эти задворки Ходынского поля и Березовой рощи.
— Так все же понятно, дорогой вы мой. Так, сначала пальто: покрой скорее послевоенный, в тридцатых в моде были плащи с поясом, военного вида. А вот вплоть до шестидесятых… Посмотрите на фотографии советского руководства вот в этот смутный период между Сталиным и зрелым Хрущевым — увидите штук пять таких плащей на каждом снимке. А малолетние девочки — тут уже все предельно ясно. Ну, вы же знаете, кто ими славился.
— Берия, — сумел выговорить я, глядя с балкона на темную листву парка. — Лаврентий Берия.
— Именно так. Потому что и все прочие никоим образом себе в удовольствиях не отказывали, но девочки — это уже только лично товарищ Берия. Ну, не всегда школьницы. Но тип фигуры и поведения… я профессионально выражаюсь?
— Да, абсолютно.
— Так. Черная машина — идет медленно вдоль тротуара, высматривает вот такую вот девочку с толстыми лодыжками. Выходят двое, знакомятся. По одним сведениям, просто впихивают в машину и везут в известный особняк на Садовую. Напротив Красной Пресни, если вы не знаете. По другим — все делалось несколько тоньше. Не без уговоров. А там, если надо, переодевали подросточка в школьную форму, а иногда — в балетную пачку. Сажали на диванчик и говорили: ждите. Ну, об этом уже написано десять раз, а два месяца назад ко мне приходили телевизионщики. Сериал будут снимать. Чем я тут вас удивил?
— Место, — напомнил я. — Весь наш район построил Берия. Это я уже знаю. Он, конечно, взлетал с аэродрома на Ходынке — но садились люди в самолеты с другого конца поля. Что наш маньяк знает совсем о другом, глухом конце этого же поля? И какое это место имеет отношение к Берии?
— А знает он, — глубоко набрал воздуха архивист на том конце, — нечто такое, что вообще-то знает очень мало кто. И довольно странно, что такие вещи становятся известными каждому маньяку. Это довольно редкая информация. Что у нас сейчас на том конце поля такое помещается?
— Стройка, — сказал я. — Как и по всему чертову городу. Новые дома лезут в небеса.
— А какое здание одиноко стояло раньше на этом конце поля?
— А вслух по телефону это можно произносить? — поинтересовался я после долгой паузы.
— Можно, после романа господина Суворова «Аквариум», — бодро разрешил мои сомнения архивист. — Вот тот самый «Аквариум» там и был. Главное разведывательное управление Советской армии. А вокруг него — всякие военные заборы, бараки, даже палатки, когда там войска к параду готовились по поводу годовщины большевистской революции. В общем, военная была территория. И это не такой уж секрет. Секретом долгое время было другое. То, что под землей.