Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Фернандес-Арместо Фелипе

Однако в реальности столица государства находилась очень далеко от моря, а дальние провинции контролировать было непросто. К 1485 году соседи Виджаянагары не только стали препятствовать дальнейшему расширению, но и поставили под угрозу само ее существование. Налоги, собранные в океанских портах, не доезжали до столицы. Маршруты между ними захватили мусульманские правители. Когда Магеллан прибыл в Индию, Виджаянагара оправилась от потрясений, но лишь частично. Независимые, но враждебные друг к другу прибрежные государства предоставили португальцам возможность выторговать себе места для ведения коммерческой деятельности или попросту их захватить.

В 1505 году Магеллан в составе португальской экспедиции, которая должна была обманным или насильственным путем урвать долю в торговле перцем и текстилем, попал на Малабарский берег, где росла большая часть выращиваемого во всем мире перца. Здесь благодаря нескольким крепостям мусульманские султаны собирали дань со своих индуистских подданных и полностью доминировали в торговле – возможно, дело было еще и в «замечательной солидарности», которую один историк усмотрел у мусульман Кералы [54] . Через Каликут (ныне Кожикоде), Каннанор (сейчас Каннур), Кочин (современный Коччи) и Квилон (теперь Коллам) вывозилась большая часть перца для зарубежного рынка – главным образом в Китай. Происхождение самых знатных семейств невозможно уверенно установить из позднейших хроник, которые окутывают их фигуры туманом

мифа: одни были местными, другие из Гуджарата [55] . Но независимость им удалось обрести благодаря ослаблению власти Виджаянагары, к тому же торговля перцем по всему миру позволила им удерживать власть или оспаривать ее друг у друга. Каликут, где Магеллан получил первый боевой шрам, был самым успешным городом с военной точки зрения. Он обоснованно претендовал на гегемонию в регионе, что вызывало неприязнь у соседей-соперников. Превосходство Каликута так раздражало их, что, когда прибыли португальцы, они сразу заключили военные и торговые союзы, хотя саморин – наименование правителя Каликута – пытался от них отделаться. В Каликуте, согласно итальянскому путешественнику начала XVI века, «море билось в стены домов», скученных в центре города, однако еще на 10 километров простирались довольно просторные пригороды. Скромный внешний вид города скрывал его богатство: жилища были низкими и легкими, крытыми соломой, поскольку грунтовые воды, на которых стоял город, не позволяли заложить глубокий фундамент. Однако армия правителя Каликута, по слухам, состояла из сотни тысяч воинов [56] .

54

Bouchon G. Les Musulmans de Kerala a l’epoque de la decouverte portugaise // Mare Luso-Indicum, 2.1973. P. 3–59.

55

Bouchon G. Mamale de Cananor: Un adversaire de l’Inde portugais (1507–1528). Geneva: Droz, 1975. P. 16–23, 13–37.

56

The Travels of Ludovico di Varthema / Ed. G. P. Badger. London: Hakluyt Society, 1863. P. 135–136.

Далее к северу располагался весьма богатый мусульманский султанат Гуджарат, чье благосостояние зиждилось на промышленном производстве хлопка, выкрашенного индиго, и общей конкурентной коммерческой культуре мусульманских и джайнистских торговых домов.

Махмуд-шах Бегара в 1484 году отвоевал Чампанер у индуистских властителей и начал масштабную перестройку города, о которой до сих пор можно судить по впечатляющим руинам дворцов, базаров, площадей, садов, мечетей, цистерн для орошения и искусственных озер. Местные мастерские изготавливали шелка, текстиль и оружие, а за городскими стенами разрешалось строить индуистские храмы. Самый могущественный из подданных султана Малик Аяз прибыл в Гуджарат, вероятно, в 1480-х годах в качестве раба: хозяин подарил его султану, восхваляя его доблесть и искусство в стрельбе из лука. Малик получил свободу либо за храбрость в бою, либо, по другой версии, за то, что застрелил ястреба, испражнившегося на голову султана. В награду он получил наместничество в районе, куда входили руины древнего порта, показавшиеся из джунглей незадолго до Малика благодаря его предшественникам. Он стал привлекать корабельщиков из Красного моря, Персидского залива, Малакки, Китая и Аравии, чтобы воротами в северную часть Индии для них стал именно Диу. Его стиль жизни соответствовал масштабу организованной им торговли. Когда он приехал к султану, его караван состоял из 900 лошадей. На него работали 1000 водоносов, а гостям он подавал блюда индийской, персидской и турецкой кухни на фарфоровых тарелках [57] .

57

Pearson M. N. Merchants and Rulers in Gujarat: The Response to the Portuguese in the Sixteenth Century. Berkeley: University of California Press, 1976. P. 67–73.

Малайский мир, где Магеллан действовал с 1511 по 1513 год, включал континентальную Юго-Восточную Азию. В начале XV века началась ползучая китайская экспансия, и к приходу в регион португальцев китайцы пользовались здесь всеобщей ненавистью. Однако после 1430-х годов династия Мин решила отказаться от заморского империализма и оставить соседние государства в покое, так что теперь они боролись уже друг с другом. Тайское государство – предтеча современного Таиланда – определенно имело желание расширяться и к началу XV века стало крупнейшим в регионе за счет соседей – бирманцев, кхмеров, монов и малайцев. Однако в целом на этой территории не было доминирующей империи: ряд примерно равных государств конкурировали друг с другом.

Острова Индийского и Тихого океанов, примыкавшие к Юго-Восточной Азии, были известны своими торговыми городами-государствами и традициями мореплавания. С коммерческой точки зрения уникальной была Малакка, которая контролировала пролив близ южной оконечности Юго-Восточной Азии, соединявший Индийский океан с китайскими морями. В XV веке на Яве и в окрестностях распространился ислам, что сделало пролив центром притяжения исламских купцов. Однако Малакка была еще и фактическим китайским протекторатом – в связи со своим идеальным положением она помогала направить усилия индийских купцов на восток. В 1402 году китайский флот усадил на трон Малакки марионеточную династию; частые дальнейшие посещения Малакки создавали иллюзию, будто порт – это форпост Китая на дальних берегах. Когда португальцы в 1511 году захватили Малакку, китайцы в ответ подвергли пыткам и тюремному заключению членов первого португальского посольства в Китай. В проливе, над которым возвышалась Малакка, сходились торговые потоки специй с островов и текстиля с Индийского субконтинента. В 1468 году султан Малакки отметил: «Чтобы овладеть голубыми океанами, нужно заниматься торговлей, даже если твоей стране и нечего предложить» [58] . На итальянской карте говорилось, что в Малакке есть «гвоздика, ревень, слоновая кость, драгоценные камни, жемчуга, ароматы, фарфор и прочие продукты, многие из которых поступают издалека и следуют в Китай» [59] . Луиш де Камоэнс, бывавший на Востоке и прославивший его в своих стихах в конце XVI века, возвещал читателям:

58

The Cambridge History of Southeast Asia, vol. 1 / Ed. N. Tarling. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 483.

59

Cortesao A. As mais antigas cartografia e descricao das Molucas // A viagem de Fernao de Magalhaes e a questao das Molucas: Actas do II Congreso luso-espanhol de Historia Ultramarina / Ed. A. Teixeira da Mota. Lisbon: Junta de Investigacoes Cientificas, 1975. P. 53.

А вот торговлей славная Малакка, Куда купцы всегда спешат без страха [60] .

В

начале XV века правитель Малакки обратился в ислам. К концу века обращений стало больше, чему благоприятствовали династические браки или сам процесс распространения ислама: суфийские миссионеры разъезжались в разные стороны из каждого города, в который прибывали. Вероятно, именно из Малакки ислам распространился на Яву, а Ява, в свою очередь, в начале следующего века послужила полигоном для исламизации Тернате – острова в составе Молуккских островов, откуда миссионеры проследовали далее. Провинциальные правители гарантировали приток доходов к дворам султанов в обмен на ничем не ограниченную власть. «Нам, наместникам, – говорил знатный малаец в одной из хроник, – нет никакого дела до вас… Мы делаем то, что считаем нужным, не беспокоя монарха своими проблемами. Он лишь пользуется достигнутыми нами добрыми плодами» [61] .

60

Камоэнс Л. Сонеты. Лузиады. М., 1999 / Пер. О. Овчаренко, под ред. В. Столбова.

61

Tarling. Cambridge History. P. 409.

За Малаккой лежали еще два кусочка пазла Магелланова мира: сказочные «острова Пряностей», откуда поставлялась большая часть мускатного ореха, мускатного цвета и гвоздики, и группа островов, впоследствии ставшая Филиппинами и располагавшаяся на пути в Китай. Магеллан не побывал ни на одном из архипелагов во время службы в «Португальской Индии», но хорошо знал о них из адресованных ему писем и разговоров, которые, вероятно, вел в Малакке. Пожалуй, в то время гвоздика была самым дорогим в мире растительным продуктом на вес. На ее выращивании специализировались пять островов: Тернате, Тидоре, Мотир, Макан и Бакан. Согласно португальскому аптекарю Томе Пирешу, который официально отвечал за закупку корицы в начале XVI века (и которого мы еще встретим далее), общее производство составляло около 6000 бахаров в год. Непонятно, что это значило, поскольку точный вес бахара неизвестен, но примерно около 450 фунтов, или чуть более 200 килограммов. Так или иначе, покупатели могли получить баснословный доход: в Малакке гвоздику продавали по цене в 70 раз больше, чем та, за которую она покупалась на Тернате. Гвоздичные деревья вырастают до 12 метров высотой, в дело идут высушенные нераскрывшиеся цветочные почки. Лучший аромат получается, если собрать почки прямо перед цветением: в это время они из белых становятся зелеными, а потом красными, после чего их сушат или коптят на продажу [62] .

62

Donkin R. A. Between East and West: The Moluccas and the Traffic in Spices up to the Arrival of Europeans. Philadelphia: American Philosophical Society, 2003. P. 3–13.

Мускатный орех и мускатный цвет (мацис) – семена и присемянники

Myristica fragrans соответственно – поступали в основном с островов Банда, расположенных несколько южнее, за островом, ныне известным как Серам. Оба товара – «плоды, которые мы так любим», как писал Томе Пиреш – ценились в Европе одинаково высоко, но мускатного ореха в целом было больше. Согласно тому же Пирешу, жители островов Банда соглашались продать бахар мускатного цвета только в том случае, если покупатель брал и семь бахаров мускатного ореха. Мускатный орех перед продажей сушили и коптили, в то время как мускатный цвет вялился на солнце, притом из алого он становился желтым. До прибытия португальцев только малайские торговцы и сами жители островов Банды торговали этими пряностями на месте, в то время как всем остальным приходилось приобретать их уже у перекупщиков [63] .

63

Donkin. Between East and West. P. 149, 156.

Место произрастания пряностей долго было покрыто тайной. Вплоть до XIV века в китайских источниках не было и признака понимания: в географических справочниках товары сопоставлялись с центром их приобретения. Первое свидетельство проникновения китайцев на острова относится к 1349 году, в первом китайском тексте, где упоминаются острова Банда, сообщалось, что «купцы, которые… торгуют в Западном океане, везут с собой такие товары, как гвоздика и мускатный орех… и возвращаются с товарами в десять раз более ценными» [64] .

64

Rockhill W. W. Notes on the Relations and Trade of China with the Eastern Archipelago and the Coast of the Indian Ocean during the Fourteenth Century // T’oung Pao 16. 1915. P. 61–159, 236–271.

Переходящие из рук в руки между несколькими соперничающими династиями, острова не имели коллективной идентичности, не могли наладить общую оборону или выбирать по своему усмотрению наиболее перспективных торговцев. Само название «Молукка» буквально означает «много царей», и политически оно являлось вполне оправданным [65] . Соперничество между Тернате и Тидоре носило практически уникальный характер, создавая своеобразное единство, которое парадоксальным образом было основано на разделенности [66] . Среди отличительных характеристик островитян Томе Пиреш называл темную кожу, гладкие блестящие волосы и постоянные междоусобные войны. Ему больше нравились жители Тернате, которых он называл «молуккскими рыцарями»: их почти не затронул ислам, так что они весьма любили вино, а их султан и князья носили золотые короны «скромной стоимости». Мусульман на Тернате было мало – всего две сотни из двухтысячного населения, да и определить их было не так легко: многие из них уклонились от обрезания. По стандартам Молуккских островов султан обладал исключительной местной властью, творя суд и требуя полного повиновения. По мнению Пиреша, он был готов уступить португальцам («Он и его земли подчинялись королю») и принять христианских священников, «чтобы, если наша вера ему понравится, отречься от своих заблуждений и стать христианином»: возможно, после падения Малакки ему просто отчаянно нужны были торговые партнеры. Другие острова управлялись плохо. На Банде Пиреш даже не мог обнаружить какого-либо государства: здесь не было короля, а высшая власть принадлежала деревенским старейшинам [67] .

65

Thomaz L. F. As cartas malaias de Abu Hayat, Sultao de Ternate, a El-Rei de Portugal // Anais de historia de Alem-mar, 4. 2003. P. 412.

66

Andaya L.Y. The World of Maluku: Eastern Indonesia in the Early Modern Period. Honolulu: University of Hawaii Press, 1993. P. 47–49, 80–81.

67

The Suma Oriental of Tome Pires, 2 vols. / Ed. A. Cortesao. London: Hakluyt Society, 2010. 1. P. 213–216.