Магеллан
Шрифт:
Он считал, что теперь все уже устроено: он добился самого главного — приема у короля. Мысленно он повторял заготовленную речь. Все было так просто и так понятно. Ему казалось, что он найдет нужные слова, и Маноэль тотчас же согласится со всеми его доводами и даст заслуженному моряку корабли для невиданного плавания.
Магеллан лег спать усталый, но радостный.
Утром он поспешил во дворец и стал протискиваться сквозь толпу к двери королевской приемной. Но к королю его не пустили.
Веселый паж сказал:
— Его величество молится, не угодно ли подождать? Вас позовут.
Потянулись томительные часы ожидания. Капитан
Явившись к королю, Магеллан сразу начал говорить о своем проекте. Он хорошо вызубрил речь. Слова лились плавно, ему казалось, что он приводит неопровержимые доказательства.
Но король плохо слушал его. Он ходил по комнате, кормил маленькую злую собачонку, несколько раз задавал капитану вопросы, не имевшие никакого отношения к его плану, и дважды зевнул ему в лицо.
Капитан начал сбиваться; ему показалось, что он повторяется, и он скомкал свою речь.
Фернандо Магеллан стоял, согнувшись в почтительном поклоне, и ждал ответа. Но едва Маноэль, король португальский, заговорил, капитан понял, что все пропало.
— Проект ваш занятен, — сказал король Маноэль. — Я не знал, что в моей столице еще живут подобные мечтатели. Но он не нов: мы потратили много сил и средств на поиски этого пролива и ничего не нашли. Наши испанские соседи тоже ничего не добились. Вернее всего — этого пролива вовсе не существует. Да к тому же нам, португальцам, он не очень нужен. У нас есть другой путь в Индию. Впрочем, вам, капитан, не пристало, по-моему, забивать себе и другим головы подобными бреднями, тем более, что на вас поступили жалобы. Утверждают, что вы, будучи в Марокко, совершили преступление.
Брезгливо оглядывая поношенную черную одежду моряка, король добавил:
— Сначала вам надо оправдаться в нарушении закона, а потом утруждать мое внимание несбыточными проектами. Вы же бездельничаете здесь, в Лиссабоне, на королевских хлебах и предаетесь мечтам, как мальчик.
Магеллан почтительно возразил:
— Я получаю лишь пенсию за старые боевые заслуги, ваше величество. Кстати, я прошу увеличить пенсию хотя бы на полдуката в месяц.
Этот моряк с самого начала не понравился Маноэлю. Летописец Баррош говорит, что король всегда ненавидел Магеллана. Он с нескрываемым недоброжелательством относился к этому упрямому и гордому горцу, выходцу из Траз-уж-Монтиш — области, где королевская власть все еще была непрочной, где крестьяне якшаются со своими сородичами за границей, а дворяне частенько поговаривают насчет объединения с соседней Испанской Галисией. Кроме того, короля раздражала наглость капитана, который не только настойчиво навязывал давно уже отвергнутый план, но еще требовал увеличения пенсии.
— Ваша пенсия не будет увеличена! — крикнул он. — Может быть, вы думаете, что вам поможет добиться этого ваша хромота? — спросил вдруг король. — Мне кажется, что ваша нога могла бы уже зажить, — добавил он усмехаясь.
Кровь бросилась в лицо Магеллану. Итак, эта клевета дошла сюда, в королевский дворец…
— Могу я рассчитывать, что ваше величество даст мне возможность служить под Вашими знаменами? — сдержанно спросил он.
— Нет, — ответил Маноэль. — Я не нуждаюсь в таких назойливых и алчных сумасбродах.
— Значит ли это, что вы, государь, совсем не нуждаетесь во мне? — проговорил капитан.
—
— Ваше величество, надеюсь, понимает, что для меня нет иного выхода, как предложить свою шпагу другому властелину? — сказал тихо Магеллан.
— Уверен, что вы не посмеете это сделать, — проговорил король и повернулся к своей собаке.
Моряк молча вышел из комнаты.
Капитан быстро шел по высоким залам, пышным приемным и длинным коридорам королевского замка. Слуги молча открывали перед ним двери, и часовые брали на караул, когда он проходил мимо.
Но слуги кланялись чересчур низко, часовые с излишней торопливостью отдавали ему честь алебардами. За всей этой почтительностью таилась насмешка.
Щеголи, жужжавшие в парадных комнатах лиссабонского замка, показывали дамам на невысокого, крепкого моряка в чистой, но сильно поношенной одежде и говорили вполголоса:
— Этот чернобородый загорелый моряк — Фернандо Магеллан. Он только что поссорился с королем Маноэлем и даже осмелился наговорить королю дерзостей.
Казалось, Магеллан не замечал всего этого. Не оглядываясь, быстрой, уверенной походкой он проходил в толпе придворных, торопясь к выходу. Только лицо его покраснело, и он не следил за собой, сильнее обычного припадая на раненую ногу.
Испанский путь
«…скоро я буду с тобой, если не португальским, то испанским путем, ибо течение дел ведет к тому».
Вскоре португалец Фернандо Магеллан покинул навсегда родную страну и 20 октября 1517 года прибыл в Севилью.
Узнав об отъезде Магеллана в Испанию, король Маноэль пришел в ярость. Он проклинал тот день, когда позволил оскорбленному моряку живым покинуть дворец. Теперь этот бунтовщик был далеко, и на его выдачу испанскими властями было мало надежд, — за Магелланом не числилось никаких преступлений, на которые можно было бы сослаться. Оставался кинжал наемного убийцы — старое и испытанное средство. Но это требовало времени, а Маноэль хотел отомстить сейчас же. Он начал с того, что послал в Траз-уж-Монтиш приказ разрушить герб над главной дверью дома Магелланов в Саброжа.
Герб Магеллана. Рисунок, хранящийся в португальском архиве Торре дель Томбо.
Перед отъездом Магеллан публично объявил, что меняет подданство, потому что обижен королем и не может оставаться на родине.
На самом деле причина отъезда Магеллана в Испанию гораздо глубже, чем обида на короля Маноэля. Ведь и раньше Маноэль и его вельможи не жаловали Магеллана почестями и наградами, и раньше взводили на него всякую клевету. Он жил в бедности и нужде — ничего из захватываемых в битвах сокровищ ему не доставалось. И все же он честно и храбро, не жалея жизни, служил своему королю. Но теперь, когда он увидел крушение своих надежд, когда он понял, что в Португалии не только нельзя осуществить плавания к Молуккским островам западным путем, но самая мысль об этом осмеяна королем, — ему ничего другого не оставалось, как покинуть страну, ставшую ему злой мачехой.