Магеллан
Шрифт:
Португальские летописцы того времени, а вслед за ними многие позднейшие историки всячески стараются заклеймить поступок Магеллана. Летописец Баррош говорит прямо, что «демон, который всегда тайно побуждает людей совершать зло, подстроил так, что Магеллан поссорился с королем».
Однако отъезд Магеллана из Португалии и переход его на испанскую службу не представляли в те времена ничего необычайного. Переезд из одной страны в другую, переход на службу к другому государю происходили тогда довольно часто.
Большинство знаменитых мореплавателей тех дней по нескольку раз меняли отечество. Так, генуэзец Колумб служил в Португалии и Испании и пытался наняться к английскому и французскому королям. Хуан-Диас де Солис так часто менял подданство, что теперь ученые не могут даже установить, кем он был — португальцем или испанцем. Генуэзец Джованни Кабот жил в Венеции, потом переселился в Англию. Его сын Себастиан служил Англии, Испании, опять Англии, снова Испании и, наконец, опять Англии. Флорентиец Америго Веспуччи служил Испании, потом Португалии.
Даже такой ревностный служака, как Васко да Гама, поссорившись с королем Маноэлем, угрожал ему, что покинет Португалию и переселится в Испанию. В ответ на эту угрозу король Маноэль написал адмиралу Индии ласковое письмо и поспешил удовлетворить все его требования.
Но это был исключительный случай. Завистливый и неблагодарный, король Маноэль никогда не умел ценить смелых людей. Он преследовал их мелочными придирками или, что еще хуже, отстранял от дел, заставляя годами томиться в бездействии. Многие, не желая сносить гнет, царивший в Португалии, бежали за границу. Баррош пишет, что вместе с Магелланом в Испанию уехало много кормчих и других моряков, так же, как и он, покинувших родину из-за короля Маноэля. Впоследствии эти люди послужили основным ядром экипажа кораблей Магеллана, отправлявшихся в первое кругосветное плавание.
Особенно многолюдная колония португальских изгнанников существовала тогда в Севилье — крупнейшем морском порту Испании. Севилье принадлежало тогда монопольное право торговли с вновь открытыми заморскими странами. Здесь находилась «Casa de contratatione de las Indies» — учреждение, ведавшее снаряжением экспедиций за океан.
Естественно, что португальские эмигранты, — а большинство из них было так или иначе связано с морем, — оседали главным образом в Севилье. Так, начальником севильского арсенала был принц крови дон Альваро Португальский. В Севилье жили крупные картографы — отец и сын Рейнель — и многие географы и моряки. Испанское правительство охотно принимало на службу этих смелых и опытных людей.
Несмотря на обширные завоевания Португалии в Индии и овладение восточными морскими путями, Испания значительно обгоняла Португалию в своем экономическом развитии.
В результате объединения страны после изгнания мавров в Испании создался значительный внутренний рынок; приморские города Испании вели крупную заморскую торговлю. Экономическая жизнь страны не была тогда так стеснена всевозможными ограничениями и непомерными обложениями, как это имело место в Португалии. Это чувствовалось даже в самой организации заморских плаваний. В Португалии король почти монополизировал их, и мы знаем лишь о немногих попытках заморских плаваний, организованных португальскими купцами. В Испании начала XVI века купцы играли большую роль в организации дальних морских экспедиций: они на свой страх и риск снаряжали немало кораблей и совершали открытия. В те времена в Испанию съезжались не только португальские моряки. Там искали счастья и итальянцы, и немцы, и французы, и греки, и англичане, и негры, и арабы. Именно поэтому Магеллан мог рассчитывать, что его идея, осмеянная на родине, найдет признание в этой стране. Вполне естественно, что, покинув Лиссабон, Магеллан отправился в один из крупнейших портов того времени — испанский город Севилью.
В Севилье португальские изгнанники приняли Магеллана, как родного. Особенно близко он подружился с семьей Барбоса. Старый Диего Барбоса плавал в Индию еще в 1501 году. Но позднее, по возвращении Диего Барбоса из Индии, Маноэль жестоко обидел его, и тот уехал со всей семьей в Испанию. Испанский король принял опытного воина на службу и назначил его начальником севильского Алькасара — мощного замка, возвышавшегося над шумным портовым городом.
Молчаливый старик очень полюбил Магеллана. Фернандо всегда прислушивался к советам старого воина, но больше всего он подружился с его сыном — Дуарте. Младший Барбоса много лет странствовал по Востоку и побывал в таких местах, где до него не ступала нога европейца. Это был веселый моряк с открытым загорелым лицом. Как многие моряки, он был прекрасным рассказчиком, но любил вставлять в разговор одному ему известные восточные словечки и громко хохотал, видя недоумение слушателей.
Старый Диего давно уговаривал сына записать все, что тот видел на Востоке, и молодой португалец по утрам сидел в своей комнате, исписывая один за другим желтоватые листы толстой, переплетенной в кожу тетради.
Но не только дружба со старым Диего и его веселым сыном влекла Магеллана в их гостеприимный дом. Он полюбил дочь Диего Барбоса — Беатрису.
Девушка могла часами слушать рассказы отца, Дуарте и их гостей о дальних странах, о кровавых битвах, о внезапных штормах, которые погубили немало смелых моряков, о шумных, живущих своеобразной, незнакомой жизнью городах Востока, о пальмах, бананах и гвоздичных деревьях, о дивных птицах, похожих на бабочек, и о бабочках, похожих на птиц. В начале 1518 года Магеллан женился на Беатрисе Барбоса.
Изредка появлялся в доме начальника Алькасара другой португальский изгнанник — Рюи Фалейро, с которым Магеллан сблизился еще в Португалии. Старый Диего недолюбливал его. Он говорил, что, когда Фалейро появляется в доме, будто сумасшедший вихрь носится по комнатам, все вещи сходят со своих мест и мирная беседа тотчас же превращается в ожесточенный спор. И в самом деле, сумасбродный, вспыльчивый, легко переходящий от смеха к глубокой тоске и от отчаяния к бурному веселью, Рюи Фалейро не мог нравиться сдержанному Диего Барбоса. Диего высмеивал его страсть к астрологии — «науке о предсказании человеческой судьбы по звездам».
Рюи Фалейро был страстным астрологом. Когда его знакомили с кем-нибудь, он первым делом выпытывал у нового знакомого день и час его рождения и потом, не обращая внимания на насмешки, торжественно дарил ему его гороскоп — искусно разукрашенное причудливыми рисунками и непонятными знаками «предсказание судьбы». Свой собственный гороскоп Фалейро переделывал много раз. Ему казалось, что он делает свою «науку» все более совершенной.
Космограф. Гравюра на дереве (XVI в.).
Но Магеллан знал, что смешной и взбалмошный Фалейро — один из лучших знатоков картографии и астрономии, и старался сохранить с ним дружеские отношения, понимая, что в предстоящем плавании Фалейро может быть ему очень полезен.
Одной из важнейших проблем, занимавших умы мореходов, астрономов и географов того времени, был вопрос об определении долготы. Широту умели определять издавна по высоте небесных светил. А определить долготу было несравненно труднее, приходилось прибегать к всевозможным ухищрениям.