Магические числа
Шрифт:
— Все же думаю немного подождать, — неуверенно ответил Першин.
За стенами яранги послышался смех, шум, и в сопровождении ребятишек в чоттагин ввалилась Умкэнеу. Она шумно поздоровалась с Каготом и взялась за чашку со свежим чаем.
За то короткое время, пока Кагот не видел ее, девушка разительно переменилась. Теперь это была совершенно определенно молодая женщина, прекрасная, цветущая, и непонятной становилась медлительность и нерешительность русского учителя, который, вместо того чтобы жениться, занялся подсчетами прожитых девушкой лёт.
Умкэнеу подошла к засмущавшемуся
— Алексей! Поцелуй меня по-русски, как ты вчера делал!
— Ну, Умкэнеу! — с укором произнес Першин. — Кто целуется на людях? Хорошая девушка должна стыдиться этого.
— А я не стыжусь! — громко заявила Умкэнеу. — Я горжусь! Мне очень нравится русский поцелуй.
Бедный Першин покраснел.
— О, Умкэнеу!
— Ну ладно, не целуй, — пожалела его девушка. — Мы еще раз сосчитали с родителями мои года, получается теперь шестнадцать с половиной. А если прибавить и будущий, то к восемнадцати подойдет.
Усевшись рядом с Першиным, напротив Кагота, Умкэнеу показала на окошко в крыше яранги и сказала:
— Это я придумала. А когда Алексей переедет в мою ярангу, мы там поставим два окна… И флаг перенесем.
Кагот слушал и дивился твердости и решительности характера Умкэнеу. Она совсем не походила на скромных, застенчивых чукотских девушек. Очевидно, во многом это объяснялось тем, что она, по существу, одна вела хозяйство в отцовской яранге. Ей случалось не только самой ездить на собаках, но и ставить капканы и ходить на морскую охоту, если Амос по каким-либо причинам не мог выйти на лед. Умкэнеу рисовала будущую жизнь, а Першин покорно и молча слушал и только кивал, если девушка обращалась за подтверждением.
— Когда здесь построят культбазу, мы переселимся в настоящий большой деревянный дом с большими окнами. Алексей говорит, что такой дом будет больше, чем тангитанский корабль. Рядом будут стоять баня и больница. В бане будем мыться… Если мыться часто, то можно побелеть, верно, Алексей?
На этот раз учитель засомневался и сказал:
— Да нет, если цвет кожи темный, то его уже не отмыть…
— Тогда зачем часто мыться? — с недоумением спросила Умкэнеу. — Можно и пореже… Здесь откроют большую лавку, и товаров в ней будет больше, чем на тангитанском корабле… Верно, Алексей?
Першин молча кивнул.
— И товары там можно будет покупать дешево, почти что даром, потому что власть бедных и сами бедные будут торговать…
— А откуда бедный возьмет товар? — спросил Кагот.
— У богатых возьмет! — решительно ответила Умкэнеу, — У твоих же тангитанов!
— Как это так? — удивился Кагот.
— Умкэнеу! — На этот раз голос Першина зазвучал строго. — Я тебе такого не говорил!
— Ну хорошо, — согласилась девушка. — Это я Сама придумала. Потому что где мы возьмем товар, если кругом нас нет богатых? Одна надежда только на этих, которые на норвежском корабле…
— Товар привезут на пароходе, — сказал Першин. — Из Владивостока или Петропавловска, что на Камчатке.
— А потом, когда мы здесь выучим всех и вылечим всех больных, отправимся в Россию, в тангитанскую землю, в Петроград… Кагот, ты был в Петрограде?
— Не был, — ответил Кагот. — Я был только в Номе и Сиэтле.
— Правда, Петроград лучше, чём Ном или Сиэтл?
— Лучше, — ответил Першин.
— Там стоят дома, поставленные друг на друга, между ними ездят повозки на колесах, и вместо собак их тянут машины с дымом и грохотом. В Петрограде живет Ленин, вождь большевиков и революционеров. Алексей, мы пойдем к нему в гости?
— Он нынче живет в Москве, — сказал Першин.
— А говорил — в Петрограде, — напомнила Умкэнеу.
— Он переселился…
— Зачем?
— Так надо.
— Жаль, не дождался нас, — вздохнула Умкэнеу. — А я ему уже в подарок кухлянку начала шить и малахай с росомашьей оторочкой.
— Все равно ехать будем через Москву, завезем, — с улыбкой сказал Першин.
Похоже, Першину уже начала нравиться эта игра, и он поддакивал Умкэнеу, явно любуясь своей невестой.
— Но моя самая большая мечта, чтобы отец мой прозрел, — со вздохом произнесла Умкэнеу. — Один приезжий рассказывал: в Уэлене живет эрмэчин Тынэскын. Он тоже, как и мой отец, долгие годы не видел дневного света, ходил с поводырем. А потом из американской земли приехал доктор и вылечил ему глаза.
— Я тоже слышал об этом, — подтвердил Першин. — Когда мы были в Уэлене, я видел Тынэскына. Он видит, сам ходит и уже не нуждается в поводыре. Но у него глаза все время слезятся и красные… А твоему отцу сделаем операцию лучше, в настоящей больнице.
— Я ни о чем так сильно не мечтаю как вернуть зрение отцу! — еще раз сказала Умкэнеу.
Она помолчала и с такой нежностью посмотрела на Першина, что у Кагота, заметившего Это, дрогнуло сердце и он невольно оглянулся на Каляну.
Они встретились взглядами, и он увидел в глазах Каляны покорность судьбе. Она, по всей видимости, смирилась с тем, что и этот мужчина, поселившийся в ее яранге, тоже уходит, как в свое время ушел Кагот.
По заведенному обычаю Кагот посетил и остальные яранги. Побывал у Амоса, выслушал его рассказ о поездке к кочевникам.
— В тундре тревожно, — рассказывал Амос. — Люди прослышали о новой жизни, о дележе богатств, беспокоятся. Особенно те, у кого большие стада. Коравье уже откочевал к якутской земле, но и там, сказывают, тоже неспокойно. Какие-то неизвестные бродят по тундре, нападают на кочевников, убивают, грабят, утоняют оленей. Называют себя белыми. Те же, которые воюют против белых, объявили себя красными, хотя по внешнему виду они все одинаковые.
— Красные — это большевики, — уверенно сказал Кагот. — Потому что у них свой знак отличия — красная материя, повешенная на высокий шест.
— Вообще у тангитанов такая привычка — вешать материю, — заметил Амос. — На вашем корабле тоже висит, на корме.
Амос имел в виду норвежский флаг.
— По материи и отличают кто чей, — сказал Кагот. — У корабельных тангитанов запас этой материи огромный. Флаги называются.
Ренне показывал мне некоторые из них. Старый русский — он трех цветов. Американский — полосатый, а в углу на синем поле звездочки. Есть еще английский — яркий, как камлейка у эскимоса.