Магические Перпендикуляры 4. Занят войной и любовью
Шрифт:
Во-первых, один из четырёх учредителей концессии в последний момент передумал, что довольно сильно сократило общую численность группировки. Во-вторых, для вытягивания наших войск из центра на периферию им самим приходилось прибегать к распылению сил. Поэтому на направлении главного удара навалиться на нас всей мощью они и не смогли бы. Кроме того, процент потерь от боестолкновений с драгунами оказался значительно выше ожидаемого. Два не самых маленьких отряда были полностью уничтожены, а урон, нанесённый одну из крупных, вообще спутал все карты.
Это
Так вот, после этого боя один из полевых командиров посчитал предприятие сильно рискованным и увёл свой отряд. Группировка сократилась до тысячи и семи сотен голов.
Но и это ещё не всё. Наша сегодняшняя вылазка выявила упадок морального духа личного состава бандформирования. Звуки пулемётных очередей и разрывов гранат напомнили выжившим участникам боя у леса о бренности бытия, и две с половиной сотни батыров развернули своих коней в родные пенаты.
Получалось, что мы вроде бы как бы в одно и то же время и победили, и нет. Мы выиграли сражение, но кампания в целом ещё не окончена. По всему выходило, что не менее тысячи степняков… короче, они живы, но где они сейчас, мы не знаем. То ли они и впрямь попёрлись восвояси, то ли нам ждать от них новых сюрпризов. Об их планах спросить было не у кого.
В любом случае, штурмовать Порубежный острог не станут. Пленных своих отбивать тоже вряд ли рискнут. Отсутствие у нас численного превосходства над противником ставило под сомнение целесообразность преследования. Генеральное сражение мы только что дали. Что будут делать степняки? Однозначно сказать трудно, можно лишь с уверенностью сказать, чего они делать не станут: шариться всей толпой по окрестностям.
Полозов сказал Кобылину, как он есть местный шериф, отправить на разведку пять-шесть небольших групп. Так, чисто ситуацию помониторить. Все остальные должны дожидаться в остроге.
Посланный мною к Спиридонычу Степан, принёс его «Сайгу» и принялся тщательно чистить карабин. Капитан извёл весь выданный ему боезапас. Понравилось видать.
Оставив свою группу в расположении, я вернулся к Полозову, узнать, нет ли каких распоряжений. В действительности отыскать его оказалось довольно затруднительно. Одни говорили, что он пошёл туда, другие – туда. Там говорили, что он был, но ушёл туда-то, а там в свою очередь сообщали нечто похожее.
Пока искал майора, о местонахождении которого никто ничего вразумительного мне не сказал, я получил десятка три поздравлений и дюжину предложений продать «скорострелы» по «очень выгодной» цене. Так ведь и приживётся название. Только представьте: скорострел Калашникова, скорострел Калашникова ручной, скорострел Калашникова модернизированный, скорострел Калашникова танковый… Нет! Последнее, пожалуй, вряд ли. Ну, откуда здесь танки?
Найденный, наконец, Полозов высочайше повелел
– Вот лазутчики наши возвернутся, тоды и решим, кому куда, а покудова ждём. Все ждём, и ты, Кукушкин, жди. Успеешь настреляться, – потом хлопнул меня по плечу и, заговорчески подмигнул: – Аль не навоевалси?
Я не ответил, и майор отослал меня в распоряжение Синюхина.
Теперь этого искать.
Глава семнадцатая
Спиридоныч мне по пути не попался, зато встретился Усов…
– Вот ответь мне, Борислав Гаврилыч, – обратился я к капитану. – Какого, так сказать, хрена вы сегодня так долго… степняков будили? Ясно же сказано было: налететь, нашуметь и назад! А вы? Много вы их там набили? Больше, чем мы?
Усов пристально посмотрел на меня и произнёс:
– Не один ты, Андрей Иваныч, за родную землю голову сложить готов. Есть и помимо тебя кому послужить государю. И раны принять, и смертушку, коли жребий такой выпадет. Не один ты тут жизнью рискуешь.
– Да вот в том-то и дело, что я жизнью-то как раз и не рискую совсем. Ни своей, ни вашими! У меня все ходы рассчитаны. Вон у Дерюгина без потерь обошлось. А у вас и убитые и раненые.
– Я вот как раз к Капустину иду. Пошли со мной. Спросишь, что он думает.
Раненого поручика определили заботам бабки Авдотьи, считавшейся первой местной целительницей. Мы справились о состоянии Софрона. Знахарка ответила в том смысле, что хреново, конечно, но она справится. Я не преминул осведомиться бабки Авдотьи, не слыхала ли она о докторе Саныче.
– Как не слыхать?! Сильный лекарь, да только не довезли бы вы свово Софрона до Почёмихи-то. Помер бы дорогой-то. Кровушкой бы истёк, да и помер.
– Повидать-то его можно? – поинтересовался капитан.
– Чего ж нельзя? Вона, за занавеской он. Софрон Антипыч, тута до твоей милости господа фициеры пожаловали.
Мы заглянули за занавеску. Поручик приветствовал нас слабой улыбкой на бледном измождённом лице.
– Живой? – вопросил капитан.
– Живой, – полушёпотом ответил тот.
– Как нога? – осведомился я.
– Плохо, – морщась, проговорил Софрон.
– Болит? – открывая спецаптечку, спросил я.
Пяток шприц-тюбиков, способных на время отогнать боль, у меня ещё оставалось. Уж если я на Жил-был-бека один потратил, то на Капустина-то уж сам бог велел.
– Тут вот господин пластунский поручик давеча полюбопытствовать изволил, поштой-то мы так много басурман порубили?
– Да если б только вы их, – огрызнулся я. – Вам, я смотрю, тоже перепало.
Капустин закашлялся и, чуть приподнявшись на локтях произнёс:
– Да мыслимое ли дело супостату урону не нанести, коли случай выпал? Мы же дюжин семь… – снова закашлявшись, он без сил повалился на постель.
Надо колоть. Я осторожно приподнял край покрывала и увидел перевязанную холстиной ногу. Рана уже не кровоточила.
– Ты чавой-то там удумал, лиходей? – закричала на меня бабка Авдотья. – А ну, не тревожь ничего!