Магическое кольцо Каина
Шрифт:
Ну и как, я бы сама поверила в реальность такой версии? Да ни за что!
Но врать я тоже не могу. Конечно, информация о том, что мы с Джонни пуд соли вместе съели и сто лет поддерживаем дружеские отношения, сыграла бы в мою пользу. Но установить, что я недавно прилетела в Дубай и не была ранее знакома с Джонни, проще простого. Полицейские поговорят с консультантами грин-шопа, возьмут видео с камер молла… И вот тогда со мной уже заговорят по-другому.
Нет, придется выкладывать правду. Эзотерику оставим за скобками. Просто скажу, что мне было любопытно пообщаться с Грином, что я никогда раньше не была знакома с такими людьми. Пусть я буду
– Мистер и мисс Грин часто ссорились, – рассказывала тем временем Кейт внимательно слушавшему ее полицейскому. – Особенно после того, как в доме появилась Синди.
– Кто такая Синди?
– Синди – любовница мистера Грина. Он иногда приводил домой девушек. Но они никогда не оставались на вилле после того… Ну, вы понимаете?
Полицейский кивнул, и Кейт продолжила:
– А Синди стала жить с нами, переезжать с нами.
– Она сейчас на вилле?
– Да, наверное, еще спит. Дом очень большой, и здесь хорошая звукоизоляция. Мистер Грин любил, чтобы в его домах ничто не отвлекало – ни разговоры, ни телевизор. На всех виллах мистера Грина при строительстве применялись специальные шумоподавляющие материалы.
«Отлично, тут еще и Синди где-то почивает, – пронеслось у меня в голове. – Конечно, жена с катушек съехала. Одну постоянную любовницу привел, какие-то бабы другие то и дело появляются. Понятно, почему Грин так Эмираты любил. Близка его сердцу идея гарема! А Мэри, наверное, в пеший эротический тур мужа послать не могла. Судя по страдающей мордашке – любила. И как тут за нож не схватиться?..»
Пользуясь тем, что «мой» араб все еще беседовал по телефону, я вышла из комнаты в коридор, где недавно как следует получила по затылку.
Осмотревшись по сторонам, я пришла к выводу, что мне двинули тяжелой деревянной статуэткой, стоящей слева от двери, – на ней даже осталась пара моих рыжих волосков. Надо будет сказать про это арабу. Может, снимет отпечатки и прекратит видеть во мне злодейку?..
Честно говоря, статуэтку я обнаружить не ожидала. На самом деле я искала изумруд. Он ведь был в моей руке, когда убийца напал на меня сзади. Скорее всего, камень выскользнул. Но на полу его не видно… Причем, что странно – он и завалиться никуда не мог. Пол тут гладкий, ровный. Мебели нет. Надо будет спросить, может, камень подобрала Кейт или полицейские? Или его забрал убийца? В последнем случае я бы не расстроилась – камень явно приносит беду, и для убийцы это было бы справедливо…
– Мисс Писаренко, вы где? Я готов продолжать с вами беседу!
Увидев в дверном проеме «своего» араба, я заторопилась к нему.
И войдя в комнату, подняла руку:
– Минуту внимания. Перед тем как убили мистера Грина, меня кто-то в коридоре ударил по голове статуэткой. В тот момент у меня в руке был крупный изумруд, принадлежащий мистеру Грину. Сейчас камень пропал. Может, кто-нибудь его взял для экспертизы?
Полицейские, пожимая плечами, недоуменно переглядывались. Криминалист что-то сказал судмедэксперту по-арабски – и, судя по выражению лиц, мужчины впервые услышали об этом камне. Ну, или вполне высокохудожественно делали вид, что не понимают, о чем речь.
– Я и забыла об изумруде, – всхлипнув, пробормотала Мэри.
Кейт растерянно развела руками:
– Я всегда видела кольцо с изумрудом на пальце мистера Грина. Думала, что это его талисман. А сейчас оно исчезло.
«Неужели все, как у нас дома? Увидев дорогую вещичку, кто-то из полицейских ее прихватил? Кейт и Мэри, наверное,
– Мы будем разбираться с этим, – пообещал «мой» араб, кивая на стул. – По моей просьбе мои коллеги звонили в Россию, нам подтвердили вашу личность и место работы. Также я проинформировал посольство России. Вы можете сейчас ответить на мои вопросы об обстоятельствах дела. Или можете поговорить со мной завтра, в присутствии юриста из российского посольства.
Лицо араба выглядело расстроенным. Он напомнил мне нашего среднестатистического следака, у которого одна цель – дело не возбуждать. Исключительно ради этой низменной цели в постановлении на экспертизу какой только бред у судмедэксперта не спрашивают – мог ли сам себя младенец удушить, мог ли мужик спиной на нож пять раз случайно напороться? Может, сидящий передо мной кадр – некий местный аналог недобросовестного следака? Уже представил, как меня разоблачит – а тут облом? Не похоже, что разговор с ним теперь может представлять для меня опасность.
И я кивнула:
– Я готова сейчас рассказать все, что мне известно…
Глава 5
1777–1780, Мангейм – Париж – Зальцбург,
Вольфганг Амадей Моцарт [27]
– Говорят, ты написал первый концерт, когда тебе едва минуло четыре года? Как только такое возможно?! Ведь ты же был совсем маленьким!
Алоизия Вебер чудо как хороша собой: тоненькая, смуглая, с карими глазами, пухленьким вишневым ротиком и копной густых смоляных локонов. Но, конечно, дело не только в красоте пятнадцатилетней девушки. Красавиц много. Но лишь рядом с Алоизией все кажется невероятно восхитительным: и музыка, и люди, и даже косой холодный дождь, выбивающий ритм на оконном стекле.
27
В работе над эпизодами использована информация из книги Бориса Кремнева «Моцарт».
Какая жалость, что в детстве он переболел оспой и кожа его лица изрыта темными ямками. Да и рост мог быть поболе… Впрочем, такие мысли мелькнут и исчезнут. Они почти не нарушают теплого солнечного счастья. Сладко кружится голова. И кажется, вот-вот взлетишь в ослепительную синь неба, пронесешься стремительной птицей над Мангеймом с его красными черепичными крышами…
– Вольфганг? О чем ты думаешь?
Он встрепенулся, поправил постоянно сползающий на лоб парик и улыбнулся. Признаваться в своих мыслях (а значит, и чувствах) он стеснялся. Говорить о музыке тоже не хотелось.
Музыка – его воздух, его дыхание, весь мир и вся жизнь его.
Это первое, что он помнит.
Еще нет в памяти ни лица матери, ни лица отца. Но уже льются из окон невероятные завораживающие звуки клавесина.
Их слышишь – и понимаешь: надо к ним, туда, только это важно, лишь это интересно.
Но к звукам не пускают. Толстая нянька пытается заинтересовать совочком и ведерком, бормочет:
– Герра Леопольда нельзя отвлекать, когда он занимается с учениками.
Потом пришло на ум тайком пробираться к отцу, прятаться в его кабинете.