Магии не существует, или Криминальный репортер
Шрифт:
Потом во двор зашли трое мужчин, один тащил на плече сеть, другой — ведро еще живой рыбы. Я почувствовал себя лишним, извинился и ушел.
Уже почти стемнело. Я побрел вдоль улицы в направлении, указанном Ниной Владимировной. Черный пес, к моему удивлению, дождался меня у калитки и теперь трусил следом. Видимо, твердо решил провести сегодняшний вечер в моей компании.
Вскоре деревня закончилась, дорога выбежала на луговину, потом нырнула в лес. Под откосом, на самом берегу Тары, горели костры, слышался гитарный перебор. Но спускаться к палаткам почему-то не хотелось. Я шел и шел, сам не зная куда. В принципе, разбить стоянку можно в любой момент и в любом месте…
Потом я увидел на фоне светлого еще неба купол скрытой за деревьями часовни. Здесь от основной дороги отделялась тропинка, ведущая к берегу. Я пошел по ней — тропинка вильнула, поднялась на увал, на самый верх.
Я догадался, что холм этот — тот самый Омкар, о котором говорил Шаман. Место, где несколько религий умудряются сосуществовать друг с другом.
В центре площадки — православная часовенка: вся в деревянных кружевах, хорошенькая, словно детская игрушка. По крыше часовенки скребет лапами раскидистая сосна. Нижние ветви дерева, словно новогодними игрушками, увешаны яркими лентами. Это — буддисты постарались и всякие прочие шаманисты. Тут же рядом — квадратная яма глубиной около метра с выложенными кирпичами бортами. На дне — угли, полуобгоревшие цветы и конфеты. Порывшись в памяти, я обнаружил, что знают слово, которым называют яму: кунда, индуистский алтарь.
Чуть в стороне я нашел еще одно кострище — уже обычное, туристическое, даже "рогульки" для подвешивания котелка имелись, и пара бревен, на которых так удобно сидеть и смотреть в огонь…
Я скинул рюкзак, сходил за дровами, развел костерок. С вершины Омкара — великолепный вид: темное море камыша, последние мазки заката на зеленоватом небе, несколько облаков, подсвеченных солнцем, синих и багровых, словно расплавленный металл.
В небе одна за другой зажигались звезды. Я пил чай, смотрел на небо и грезил о древнем море. Над увалами дул ровный упругий ветер. Он летел с севера, и в нем чувствовался холод полярных равнин, он пах смолой и совсем чуть-чуть — морской солью.
Постепенно закатные краски гасли, стемнело, на небо выбралась огромная кроваво-красная луна. "Скоро будет дождь", — подумал я, достал из рюкзака спальник, завернулся в него, лег возле бревна.
От земли пахло древесной прелью и еще чем-то неуловимым, густым и теплым, словно парное молоко. Ветви сосен качались на фоне звездного неба, но казалось, что покачивается сама земля. Омкар, как волшебный летучий остров, плыл среди звезд.
Во сне я был наконечником стрелы, проносящейся сквозь Вселенную.
Потом открыл глаза и понял, что ночь уже почти кончилась. Луна ушла за горизонт, воздух наполнился предутренней свежестью. Ветер стал холоднее, он ледяными струйками пробегал по лицу, забирался под спальник. Черный пес похрапывал, привалившись к моим ногам. Вставать не хотелось, и я вновь задремал. И опять полетел сквозь звездные скопления, сквозь спирали галактик, пылевые облака, мимо черных дыр и раскаленных пульсаров, мимо…
Постепенно звезд становилось все больше, они слились в сплошной серебристый фон. А я все летел, звезды исчезли, меня окружило сиреневое сияние, клубящееся, словно облака на закате.
Проснулся я от запаха дыма. Небо уже посветлело, костерок вновь горел. У огня сидел худощавый старик:
— Простите, но я посчитал, что, проснувшись, вы будете не прочь выпить чаю. — Извинился он за вторжение.
Старик отошел на пару шагов от костра, скинул куртку, оставшись лишь в легкой футболке и тренировочных штанах. Встал на одну ногу, шумно втянул носом воздух — и закрутил мельницу движений, затанцевал, заскользил, словно играющая кошка. Спросоня мне казалось, что старик временами исчезает, размазывается в воздухе, словно лопасти включенного вентилятора, превращается в переливающуюся дымку.
Потом дедок выкрикнул какое-то незнакомое слово, хлопнул в ладоши — и остановился. Не смотря на утреннюю прохладу, футболка его была мокра от пота.
— Не знаете, сколько сейчас времени? — Спросил я. Мысль о времени позволяла ощутить реальность происходящего.
— Около четырех часов утра… Или чуть раньше. Простите, если помешал вам. Но я каждое утро делаю здесь гимнастику, — сказал старик, натягивая куртку. — Счастливо оставаться. Да, кстати, а Хозяин сегодня ночью к вам не приходил?
— Какой Хозяин? — Удивился я.
— Если ночевать на Омкаре, то можно встретить какого-то местно духа. Археологи вскрыли могильники, вот он и бродит, ищет что-то… Говорят, многие слышали, как он ходит, бормочет что-то на древне-кулайском…
— Нет. Я спал…
— Жаль, жаль. — Покачал головой дед. — Чем больше свидетельств, тем лучше.
Старик удалился вниз по тропинке. Я рывком поднялся, сел у костра. С наслаждением вдохнул утренний воздух. Дующий с заречья ветер был теплым и плотным, как водяные струи, он толкал в грудь, шевелил волосы. Я подставил ветру ладони — и мое тело наполнилось ощущением таежной свежести. Черный пес вопросительно взглянул на меня снизу.
— Что, зверя, жрать хочешь? — Усмехнулся я. — Ладно, сейчас искупнемся и сварим кашки.
Вода на рассвете — как парное молоко. Действительно, никаких Багам с Канарами не надо…
Правда, довольно долго пришлось искать чистый спуск к реке. Внизу берег зарос крапивой, ивняком и еще какой-то вонючей дрянью, сплошь облепленной паутиной. Пару раз я сунулся было к воде, но ноги тонули в илистой жиже, перемешанной с гниющими ветками.
Зато мы со Зверей обнаружили еще одну кунду, спрятанную в ивняке. Вокруг квадратной ямы были разбросаны кости и птичьи перья. Пес покопался в углях, вытащил несгоревшую куриную голову. Начал воодушевленно грызть.
— Слышь, Зверя, а мы с тобой тут ничего не оскверняем? — Задал я псу риторический вопрос. — По-моему, индусы к твоим собратьям не очень-то хорошо относятся.
Пес оторвался от еды и насмешливо фыркнул. Пришлось ждать, пока мой лохматый компаньон расправится с куриной головой.
Лишь метров на пятьсот выше по течению, там, где Тара делает поворот, обнаружилось что-то вроде глинистого пляжика. Здесь-то и стояла большая часть палаток. В такую рань туристы, естественно, спали.