Магистерий. Черный Петер
Шрифт:
Впрочем, в падре есть что-то такое, что заставляет надеяться на лучшее, этого у него не отнять. Ну, на то он и священник.
– Что, Маттео, – говорил тем временем падре Кресенте, – тяжело в интернате? Всем несладко, дружок, зато после Дефиниций к тебе никто не подкопается, ни Надзор, ни Инквизиция.
– Я… я не малефик! – выдавил младший Маллан.
– Не сомневаюсь. Однако надо доказать это государству. Мы все это доказывали, Маттео. И я, и папа, и мама. И господин Фоули. И даже господин Дюбо.
– Вас на два года не запирали. Вы просто Дефиниции прошли, и все!
– Вот
Падре повел подростка к дверям школы, мимо все еще переругивающихся физкультурника и Дедули.
Ловко же ибериец разговаривает и с учениками, и с их родителями, подумал Лео. И вроде ласково, но без попустительства. И Маттео даже как-то приободрился, а ведь ему сейчас влетит от директора так, что небо с овчинку покажется.
Надо бы и мне подобным образом научиться, а то ведь не знаю, с какой стороны к ним подойти.
Лео вздохнул, отщепил ногтями дотлевший до перламутрового бумажного колечка огонек на сигарилле, спрятал остаток в портсигар и двинулся следом за падре в школу.
* * *
– Итак, в прошлый раз мы изучали “Причины и поводы войны 23 года”, – Лео обвел взглядом притихший класс, придвинул к себе тетрадь с планом урока. – Думаю, вы помните, что я рассказывал, прочли соответствующую главу в учебнике и хорошо подготовились к сегодняшнему опросу.
Ничего они не читали, конечно.
Дети из бедных семей ремесленников, рабочих и артефакторов восьмой и седьмой степеней – тех, которые занимаются городским освещением или монтируют телефонные линии. Не было у этих детей воспитанной семьями привычки к упорной учебе, а было только желание продержаться два года и выйти после Дефиниций на свободу. К станкам, в мастерские, в депо или в прачечные, где работали их родители, старшие братья и старшие сестры.
Семьи побогаче и повлиятельнее всеми силами старались избавить своих отпрысков от фактически двухгодичного заточения, платили особый налог, подписывали кучу бумаг и, когда подходила очередь, просто привозили своих чад на Корабельную улицу, к дверям Магического Надзора.
Чад отдавали обратно, конечно, не всех.
Если дистингер, один из шести оставшихся артефактов Дагды Гиллеана, обнаруживал у подростка пороговые и выше значения фоновых эманаций канденция, то судьба его была предопределена – он поступал в распоряжение Унии Артефакторика. Официально потенциальные малефики переучивались на артефакторов, но на самом деле… Бездна знает, что там происходило с ними на самом деле. По улицам они не гуляли. И в семьи не возвращались.
Класс смотрел на Лео двадцатью парами глаз – серых, голубых, угольно черных, карих – и ни в одной из этих пар интереса к царице наук истории не угадывалось. Лео еще даже не успел все имена запомнить, что уж говорить о каких-то педагогических успехах. Да и не для того он здесь, будем честны.
За последней партой сидела та самая девица Бьянка Луиза Венарди, из-за которой в учительской было столько шуму. Высокая, тощая, с зеленым кошачьим взглядом, вздернутым конопатым
Когда ее в сентябре привезли в школу, школьная медсестра обнаружила вшей и изничтожила их вместе с прической. Добрые и тактичные одноклассники немедленно прозвали Бьянку Луизу “Лысая Лу”, но ее это, кажется, не смущало.
В правом ряду, у окна – понурый Маттео, которого сегодня вернули родители. За первой партой, прямо перед учительским столом – две похожие девочки, с каштановыми косичками, одинаково темноглазые – сестры-двойняшки родом с самых окраин Артемизии. Старых окраин, даже не новых. Одну из них звали вроде бы Марея, вторую э-э-э…
Лео беспомощно заглянул в журнал.
– Дефо Габриил, – прочел он первую попавшуюся фамилию.
Поднялся невысокий юноша, белобрысый, узкоплечий. Казенный синий пиджак из грубой шерсти (что за мерзость этот материал, Лео за неделю весь исчесался) торчал вокруг него, как странный мятый футляр.
– Я, господин учитель.
– Назовите основные разногласия между малефиками и настоящими людьми, послужившие причиной конфликта в начале двадцатых?
Хорошенький вопрос, интересовавший светлые головы по обе стороны не только в начале двадцатых, но и как минимум последнюю тысячу лет. Но скверно отпечатанный учебник в клеенчатой обложке, “кор.типогр. инкв. № 11099”, ответом этим располагал, кратким и ясным. Видно было, что юный Габриил учебник не открывал. Может и к лучшему.
– Ну так… господин учитель, стало быть…
Лео незаметно вздохнул и сложил ладони домиком, утвердив на них подбородок. По полу дуло сквозняком, и ноги в опорках из чертовой кожи, которые ему выдала кастелянша вместе с остальным положенным обмундированием, отчаянно мерзли.
– Подумайте хорошенько, Габриил. Такая разрушительная и кровопролитная война ведь не могла начаться на пустом месте. Значит, были причины. И закончилась она всего пять лет назад. Что-то же вы должны были об этом слышать?
Двойняшка Марея хихикнула и пихнула сестру локтем. “Дебил”, беззвучно, но отчетливо артикулируя, прошептала та. Юный Габриил налился пунцовым румянцем.
– Известно ж, малефики настоящих людей притесняли и умучивали, и потом ихний главный, этот… Красный Лев… сказал, что свое государство строить будет, а настоящих людей поистребить всех.
Лео терпеливо молчал. Дефо Габриил тоже замолк – видимо, его знания на тему обсуждаемого предмета полностью исчерпались.
– Ну хорошо. Садитесь. Бернини… э-э-э Розалин. Найдется, что добавить?
Поднялась красивая девочка, блондинка с голубыми глазами. Волосы тщательно заплетены колоском, платье аккуратное, ни одной мятой складки. Как только некоторые девочки умудряются в здешних условиях? Без мам, без пап, без слуг, в интернате?..
– Причина войны была одна – ресурсы абсолюта. Малефикам нужны те же самые места силы, источники абсолюта, который используют настоящие люди для создания артефактов. Наша цивилизация требует огромных затрат абсолюта – для международных перевозок, транспорта, энергосетей и работы больших артефакторных механизмов на заводах и фабриках…