Магистр! Вы, кажется, влюбились
Шрифт:
Но так хотела увидеть. Рассказать о том, что происходит в моей жизни. О Малике, о бесконечной вредности Ануша, о той же матушке ректора, чье появление так осложнило мне жизнь…
Даян зарекомендовал себя как прекрасный слушатель, и мне очень не хватало его спокойного внимания. Безумно хотелось выговориться.
— А что за последние события? — полюбопытствовала я. — Малике тоже нельзя из аудитории высовываться из-за вашей матери?
Гэдехар дернул плечом, напоминания о визите дорогой родительницы делали ему очень
— Нет.
— А из-за чего тогда?
Какое-то время он молчал, то ли думал, стоит ли мне вообще рассказывать, то ли решал, с чего начать… Потом заговорил:
— Некоторое время назад произошел некий инцидент… — Магистр запнулся, подбирая слова. — Есть причины полагать, что произошедшее относится к нашей проблеме. Один из наших практикантов напал на первокурсницу, серьезно ранил ее и сбежал. Страже удалось найти его лишь два дня назад, в нижних кварталах, едва живого. По словам командора, придя в себя в лазарете, парень пытался повеситься на простыне и все повторял, что ему незачем жить, так как его чувства отвергли.
— Безумие какое-то, — пробормотала я, зябко поежившись.
— Полагаете? — усмехнулся ректор.
Отпустил меня Гэдехар только перед лестницей. Проход был достаточно узким, чтобы мы не протиснулись в него вдвоем.
Получив свободу, первым делом я растерла руку, которую все это время безжалостно сжимал магистр.
Сначала спускался Гэдехар, я — прямо за ним, в полумраке, по поеденным временем ступеням, на всякий случай касаясь холодного камня стены ладонью. Спасти меня от падения это, конечно же, не могло, но делало немного смелее.
— Не представляю, как студенты сюда каждый день спускаются, — призналась я где-то на середине лестницы.
— Каждый день они не спускаются, — ответил Гэдехар. Его голос отражался от каменных сводов и неуловимо менялся. — Лекционные залы наверху. В подвалах находится морг, и, по настоянию профессора, туда же был перенесен деканат.
— Разве кто-то добровольно согласился бы на постоянное пребывание под землей? — не поверила я.
Ректора это почему-то развеселило.
— Что ж, сейчас у вас будет возможность познакомиться с таким человеком.
Наверное, мне бы стоило заподозрить неладное, но я была слишком беспечна и значения его словам не придала.
И когда мы спустились в неширокий коридор, прошли мимо трех железных, внушительных дверей, перечеркнутых широкими полосами стальных задвижек, и вошли в просторное прохладное помещение, я была совершенно не готова к тому, кто меня там ждал.
Помещение выглядело совсем непримечательно. Обычный морг. Интригующая дверь из темного каленого стекла в дальнем конце, стеллажи с инструментами, большой стол, сейчас пустой, под ярким светильником… у стены три занятые каталки. Под отрезами черной ткани угадывались очертания тел.
На одном из них сидел ёкша, дожевывая остатки бутерброда.
От своего собрата, копавшегося совсем недавно в моих волосах, он отличался решительно всем. Начиная от черной шерстки и заканчивая красными угольками глаз.
— Какой… интересный.
Гэдехар проследил за моим взглядом.
— Питомец Заффара. Сейчас, госпожа Шад, вы можете наблюдать, как сильно способен измениться ёкша под непрерывным воздействием одного типа магии.
И вот я никогда не училась в академии, вынужденная получать знания на домашнем обучении, мне не с чем было сравнивать, но я почему-то была уверена, что именно таким тоном магистр лекции кадетам и читал.
— Тэсс все устраивает, — раздался низкий раскатистый голос. Стеклянная дверь была открыта, и на пороге, скрестив руки на груди, стоял… он.
Высокий, тощий, страшный, как сама смерть…
— Све-е-етлые Сестры, — выдохнула я, прижав ладошки к губам. — Лич.
Мужчина улыбнулся, продемонстрировав заостренные зубы.
— Дорогая, вы мне льстите. Я только ступил на путь перерождения.
— Заффар на первой ступени, — пояснил Гэдехар, с интересом следя за моей реакцией.
Они все следили. Даже ёкша отвлеклась от своего бутерброда.
А я просто смотрела. На худое лицо, посеревшую, натянувшуюся на скулах кожу, бескровные губы и тлеющие угольки зрачков. На голове, среди темных длинных волос, откинутых за спину, едва заметно виднелись костяные наросты. К тому моменту, как профессор дойдет до третьей, последней, ступени и переродится в лича, наросты сформируют корону.
Чувствовала я себя странно. С одной стороны, поражала беспечность ректора — позволять обучать студентов почти мертвецу, с другой — терзало любопытство.
Потому что про перерожденных я кое-что знала и теперь задавалась вопросом…
— А сердце вы уже заменили? — спросила с придыханием.
Профессор усмехнулся.
— Хотите посмотреть?
Я энергично закивала.
— Не думаю, что это хорошая идея, — попытался все испортить Гэдехар, но я его перебила:
— Если у вас нервы слабые, вы можете выйти.
— Госпожа Шад…
— Пусть девочка удовлетворит свое любопытство, — попросил профессор, поспешно расстегивая скрытую под мантией темную рубашку. — Подойдите.
Я подошла, с замиранием сердца следя за тем, как тонкие пальцы пуговка за пуговкой освобождают для меня путь к невиданному.
Сколько я слышала о сердцах перерожденных, сколько восторга и жадности было в тех рассказах — и вот, наконец-то, я могла увидеть его вживую. Только я…
Это делало мою радость горькой.
В белой узкой груди, казалось вбитый прямо в плоть, засел черный гладкий камень, а в его нутре, яркие и энергичные, метались три искры.
— Это прекрасно, — выдохнула я, подойдя еще ближе. — Такая сложная и кропотливая работа. Вы сами создали этот артефакт?