Магистр Ян
Шрифт:
— Сегодня здесь попрошайничает сам папа!
— Смотрите не объешьте этих святых христарадников!
По знаку священника стражники лениво оторвались от стен храма. И надо же было залететь сюда этой назойливой осе! Они начали разгонять нищих древками алебард, и те скрылись в толпе подобно камням, кинутым в воду.
— Видели? Вот они — добрые дела нашей святой церкви!
Эти слова словно ужалили священника, — он повернулся и увидел парня, стоявшего на плечах своих товарищей.
— Ты, поп, запамятовал Библию, да? — задорно закричал парень. — Христос приютил бедного
Люди, пристально глядевшие на священника, насторожились и помрачнели. Священник уже хотел было подать знак стражникам, но вовремя спохватился: сначала надо обезвредить дерзкие слова, они опаснее самого смутьяна.
— Кто осмеливается оспаривать нашу власть и сомневается в правильности нашего решения? Я ежедневно, во время каждой мессы, воспроизвожу Христа, а дева Мария произвела его на свет лишь однажды. Только безумец может противиться нам!.. Мы, священники, вправе именем бога посылать людей в ад или в рай! — И он повелительным жестом указал стражникам на смелого парня, который всё еще стоял над толпой.
Стражники угрожающе склонили алебарды в сторону зароптавшей толпы. Женщины вскрикнули от страха, а парень никак не унимался:
— Слыхали?.. Он ставит себя выше божьей матери!
Его слова всколыхнули площадь.
— Знаем вас: запугиваете адом, чтобы выманить у людей последние гроши!..
— Торгуют раем и адом! — кричали люди.
На углу собрались студенты. Они кричали парням, поддерживавшим на своих плечах смелого оратора:
— А ну, ребята, выпроводим этих торговцев из храма!
— Как Христос мытарей — понежнее, плетками!
Стражники направили свое оружие против толпы и стали пробивать себе путь к парням. Но те неожиданно исчезли в море людских голов.
— Что с вами? — сердито спросил парень, когда товарищи опустили его вниз.
— Надо бежать, Мартин. Они идут за тобой, — сказал самый младший подмастерье, напуганный стражниками.
Другой подмастерье, выразительно поигрывая топором и хитровато поглядывая на соседей, сказал, обнажив свои белые крепкие зубы:
— А что если сегодня придется бежать не нам, а им? — Соседи засмеялись. — Ну, ребята, начнем, а?..
Сюда пришли поденщики и подмастерья сразу после работы — одни со своим инструментом, другие — с пустыми, уже давно пустыми, руками. Эти не смеялись, — их глаза холодно блестели, губы сурово сжимались, на скулах играли желваки.
Подмастерья, выжидая, глядели на Мартина и думали: «Мартин начал, пусть он и скажет, что делать дальше».
Рука молодого камнереза невольно сжала молоток. На лбу появились гневные складки. Он вспомнил слова Йиры: «Оставляя их без наказания, мы сами грешим», — и подумал, что ему достаточно сказать слово своим друзьям или подать знак… Даже не глядя на лица окружающих, он догадывался об их чувствах, — за долгие годы мук и лишений люди накопили столько ненависти, что она вот-вот вырвется наружу. Йира… А чт'o сказал он, Мартин, полчаса назад Йире? «Ты — настоящий ученик магистра Яна»… Да, магистр Ян…
Мартин сказал:
— Нет, подождем, что нам скажет магистр Ян!
Подмастерья понимающе взглянули на камнереза. Его слова не
— Завтра — воскресенье… — сказал один из подмастерьев.
Товарищи поняли его: завтра в Вифлеемской капелле магистр будет читать проповедь. Он всегда говорил о том, что больше всего волновало их. О чем же ему теперь говорить, если не об индульгенциях? Да, следует подождать, — завтра они услышат правильный, самый правильный ответ.
Стражники застряли около паперти. Их было немного, и они не проявляли никакого усердия. Враждебные взгляды и выкрики людей отнюдь не вызывали у них желания лезть на рожон. В такой давке алебарда скорее обуза, чем оружие: пробираясь сквозь толпу, приходится держать острие алебарды высоко над головой, чтобы никого не поранить. С бешеного священника хватит и того, что они подчинились ему. В этот момент раздался резкий голос начальника, — он приказал стражникам вернуться. Подпирать стену спинами было куда спокойнее.
Три подмастерья вышли по узкой улочке на Староместскую площадь. Молодой плотник добродушно похлопал по плечу младшего каменщика:
— Что, Сташек, малость испугался?
Паренек смутился, но прямо посмотрел в глаза товарищу:
— Я испугался не за себя, Ян, а за Мартина…
Мартин не слушал их. Он остановился возле углового дома, — чистые окна блестели десятками свежевымытых стекол, а на оконных рамах и косяках дверей висели зеленые ветки. У дома уже не стояли скамейки и лестницы, не было здесь и той, кого искал Мартин. Кто-то неожиданно подошел к нему сзади и закрыл его глаза нежными ладонями.
— Йоганка! — резко повернулся Мартин.
— Я нарочно перешла на другую сторону, — сказала, улыбаясь, девушка, — чтобы ты поискал меня.
Они стояли рядом, не спуская глаз друг с друга.
Ян и Сташек начали наперебой рассказывать Йоганке о перепалке Мартина с продавцами индульгенций, о том, как толпа чуть не набросилась на стражников и священника, и о том, какое решение принял Мартин.
Йоганка слушала их, не переставая глядеть в глаза своего возлюбленного. Ей казалось, что они стали больше и нежнее. Девушка притянула к себе Мартина и крепко поцеловала его.
Никто из юношей не засмеялся. Йоганка сияла от счастья:
— За всё, что ты сделал, Мартин!
Решение
В ауле Каролинума [9] студенты плотным кольцом обступили магистра Гуса. Все смеялись. Магистр весело поблескивал глазами, студенты громко и безудержно хохотали. Душная, тесная аудитория — почти половину ее занимали кафедра и два узких ряда скамей с пюпитрами — стала свободнее и светлее. Казалось, большие плиты белых стен блестели не столько от лучей заходившего солнца, сколько от задорного юношеского смеха.
9
Аула — актовый зал; Каролинум — здание Пражского университета, основанного императором Карлом IV в 1348 году.