Магистр
Шрифт:
Белокурая Лукреция подзывает наперсницу – благородную турчанку-заложницу Адиле– и делится с ней сомнениями и мечтами о бегстве. ( Дуэт«Andiamo, Adile» [66] , или «Дуэт белой и черной лилий».) Адиле разделяет грусть подруги, но говорит, что долг перед семьей превыше всего, что доказывает ее собственная покорность судьбе, забросившей ее из Константинополя в холодный неприветливый Рим. Лукреция удаляется пристыженная: она понимает правоту турчанки.
66
«Пойдем, Адиле» (ит.).
В залу врывается Чезаре Борджа– любимый сын папы. Отец сделал его
67
«Островок, что затерян на краю земли» (ит.).
68
Оттоманский султан Баязет II (1447–1512) – сын и наследник султана Мехмеда II, завоевавшего Константинополь и, таким образом, завершившего тысячелетнюю историю Византии. Баязет был плотно вовлечен в европейскую политику того времени, являясь, в частности, мощным игроком на территориях, подчинявшихся Венеции.
Александр лишь усмехается. Он делает Чезаре знак, тот отдает копье служителям, его уносят. Незаметно для других отец и сын переглядываются. Александр: «Не тем копьем, мой сын, достигнешь высшей власти». Чезаре: «Я не копье, но меч твой: Борджа будут править миром». Не замеченная никем перекличка отца и сына вновь уступает место голосам веселящихся гостей, среди которых выделяются Джованни Сфорца, Джованни Борджа и Джованни Медичи(будущий папа Лев Х). Герцог Сфорца, понимая, что получает Лукрецию как залог политического союза, скорбит, что берет в жены юную девушку вдвое его младше; она его не любит. Джованни Борджа мучим смутными предчувствиями. Молодой Медичи проклинает злую судьбу своей семьи, не оцененной неблагодарной Флоренцией, сравнивая ее с восходящей звездой чужаков-Борджа, завоевавших Вечный город так, будто это сарацинская крепость, взятая их предками.
Джованни Борджа покидает пир.
Танцевальный дивертисмент«Каштановый сальтарелло» – средневековый итальянский танец, исполняемый балетом Большого театра. Слуги составляют свечи со столов на пол, и мы видим, что пол усеян вызолоченными каштанами. Девушки в символических одеяниях и юноши, увитые виноградными лозами, танцуя, собирают каштаны и перебрасываются ими. Это гипнотическое действо как будто уплывает в глубь сцены, и мы видим двух братьев – Чезаре и Джованни, пылко выясняющих отношения. Разговор идет по-испански, причем Джованни говорит по-каталански, а Чезаре по-кастильски. Брат обвиняет Чезаре в беспутной жизни, не подходящей его кардинальскому сану, а Чезаре Джованни в неудачливости на военном поприще. В какой-то момент Чезаре отворачивается, а Джованни все продолжает обвинения. Чезаре разворачивается, восклицая: «?Por que no te callas?» [69] ,и рука его с быстротой змеиного броска летит к лицу Джованни. Опускается тьма, и мы не видим, что это было – пощечина или удар кинжалом.
69
«Почему бы тебе не заткнуться?» (исп.)
Пиршественная зала опустела. Александр один. ( Ария«Достиг я власти в Риме».) Ария прерывается явлением Лукреции, которая в слезах кидается на грудь отцу,
Сон второй: Фавориты луны
Симфоническое вступление«Лунное интермеццо» с центральным арфовым рондо.
Ночь. Мучимая горем по утерянному брату Лукреция приходит к Чезаре и застает у него художника, пишущего его портрет. Лукреция недолго наблюдает работу художника, а потом решается побеспокоить брата, который обращает мало внимания на позирование, занимаясь какими-то письмами. Лукреция спрашивает Чезаре, знает ли он, что пишет художник. Чезаре заявляет, что это нимало его не волнует и лучше бы тот изображал Иисуса Христа. Лукреция отвечает, что именно Спасителя в эту минуту и пытается написать живописец. Чезаре смеется: «Я не Спаситель, о сестра, кто, как не ты, об этом знает». Он сообщает, что не собирается погибать в тридцать три года на кресте за недостойных людей, и теперь, когда жизнь Джованни так трагически оборвалась, перед ним открывается военная карьера: он наконец послужит престолу не крестом, а мечом.
Лукреция в ужасе, она падает на колени перед статуей Мадонны, умоляя ее вразумить брата и умерить его гордыню. Чезаре сдирает с себя алую кардинальскую мантию, оставаясь в светском костюме, вышвыривает за сцену художника и отправляет вслед за ним портрет, где он изображен в терновом венце. Лукреция умоляет его о благоразумии: ведь ей предстоит покинуть отчий дом, и некому будет обуздывать его бешеный нрав. Чезаре успокаивает сестру, уверяя, что никогда не оставит ее, где бы ни находился. ( Ария«Сестра моя, жена моя…»)
Затемнение.
Торжественное венчание в соборе Святого Петра. Джованни Сфорца и Лукреция Борджа соединены узами брака ( Хор: Месса си минор). Александр удовлетворен развитием событий, хотя сомневается, не прогадал ли с этим союзом: вместо Милана Лукреции лучше бы поехать в Арагон. Герцог Сфорца разрывается между страстью к молодой невесте и сомнениями в мудрости предпринимаемого шага. Лукреция думает, что смерть ей сейчас милей этого брака и расставания с братом, чувств к которому она не может вместить – она боится его, не понимает, но более всего страшится потерять. Чезаре полагает, что сестра не должна становиться разменной пешкой в политической игре, он не остановится ни перед чем, чтобы вернуть ее в Ватикан. Александр молит Бога дать ему сил удержать в слабеющих руках вступившую в кризис семью.
С противоположного края сцены юный Джованни Медичи, вступающий в квинтет последним, завершает сцену арией«Cortigiani, vil razza dannata» [70] , в которой воспевает красоту и чистоту Лукреции, чье имя незаслуженно стало синонимом растленности. Джованни завидует Чезаре, сумевшему избавиться от монашеских обетов, он понимает, что Лукреция преследует его воображение, и дает зарок быть ее ангелом-хранителем. Сцена затемняется, и ария Джованни плавно переходит в пламенную серенаду, исполняемую им перед изображением Мадонны, в лике которой мы узнаем Лукрецию.
70
«Придворные, проклятое племя» (ит.).
Однако Медичи не суждено добиться мира в душе: в его покои, еле держась на ногах, врывается Чезаре. Истекая кровью, он сообщает: их с отцом отравили на брачном пире. Александр умер, а сам Чезаре уцелел лишь потому, что молод и не собирается погибать, пока не отомстит за убийство отца. «Это ты!» – обвиняет он Джованни, пытаясь кинуться на него с кинжалом, но падает без чувств. Кардинал не торопится звать слуг или лекаря. Кажется, само провидение избавляет ангела-Лукрецию от тлетворного влияния убийственной семьи. ( Ария«Un’ altra storia ne la roccia imposta» [71] .) Занавес.
71
«Другая история, высеченная в камне» (ит.).