Магистр
Шрифт:
Ратленд поднялся на ноги, держась за стену, добрался до входа, вдохнул поглубже и пошел собираться. Можно ли отменить то, что он видел? Можно ли хотя бы сделать этогоменьше? Винсент этого не знал, но был абсолютно уверен в том, что времени больше терять было нельзя: его и так уже потеряли довольно. Он привел себя в порядок, стер кровь с левой скулы, оделся, оседлал свой «Роллс» и отправился в путь.
Первой остановкой нашего героя стал оксфордский колледж Брэйзнос (названный так в честь дверного кольца, выполненного в форме бронзового носа), славное учебное заведение, известное в том числе самым старым в мире гребным клубом. Именно Бронзонос в свое время окончил сэр Артур Николсон, ныне посол Великобритании в России, кавалер орденов и носитель титулов без счету. Николсон сохранял весьма прочную связь с alma mater, и Ратленд не сомневался в том, что письмо ему передадут весьма оперативно. Вот что там было написано:
Dear Baron:
The contributor of this – who wishes to remain, for the present time, respectfully anonymous – must hasten you to bring to a culmination your discussions with Count Iswolsky. Your correspondent, who has the unseemly advantage of anonymity over you, must with mixed feelings of regret and relief advise you that he has access to facsimiles of certain private papers of your authorship in which you express disdainful doubt about the misguided and futile political… thrashing of some key figures of our age. While one does applaud the scalding wit and the merciless adequacy of your remarks, one also fears that among the people whom you have seen fit to chastise so, not everyone may be equally open to clever satire – especially some people rather highly placed; and so, albeit these papers are dated 1899 and addressed to a personal… acquaintance of yours, there is no doubt they will be read with a lot of interest today, with all the ruinous outcome to you personally that may reasonably be expected in such an instance of well-meant vivisection. Your servant attaches a sample of your enlightened prose herewith, and will without hesitation release the remaining papers into the public domain unless you, Sir Arthur, expedite the negotiations with all haste and, to that end, meet with Count Iswolsky in Saint Petersburg no later than September 5th 1907 (he will be instructed to do likewise). If, on the other hand, you do as you are wont to do – honourably and rightly – you may expect to be rewarded and the author of this letter to remain
your faithful co-worker in the cause of peace,
The Chinese Doctor of Li Hongzhang and Ci Xi [138]
138
Глубокоуважаемый
Податель сего, при всем уважении к Вам желающий покамест оставаться неизвестным, должен поторопить Вас привести к кульминации переговоры с графом Извольским. Ваш корреспондент, имеющий перед Вами неблаговидное преимущество анонимности, считает своим долгом известить Вас со смесью сожаления и облегчения, что в его распоряжение попали факсимиле некоторых частных бумаг за Вашим авторством, в которых Вы высказываете презрительное недоумение по поводу малоинформированного и тщетного политического… агонизирования некоторых ключевых фигур нашего века. И хоть обжигающему острословию и безжалостной уместности Ваших замечаний можно лишь аплодировать, задаешься все же вопросом – все ли среди тех, кого Вы сочли достойными столь изощренного избиения, в равной степени готовы обрадоваться умной сатире, – а особенно некоторые высокопоставленные адресаты? Потому-то, даже при том, что бумаги эти датированы 1899 годом и обращены к лицу… частному, нет сомнения, что и сегодня прочтены они будут с большим интересом с тем разрушительным результатом, какого только и можно ожидать от такого акта доброжелательной вивисекции. Ваш слуга прикладывает к настоящему документу образец Вашей просвещенной прозы и без колебаний обнародует и оставшиеся материалы, если только Вы, сэр Артур, не ускорите переговоры со всей энергией и если в достижение этой цели не встретитесь с графом Извольским в Санкт-Петербурге до 5 сентября 1907 года (графу будет наказано поступить так же). Если, с другой стороны, Вы поступите так, как и следует только ожидать от Вас – то есть по чести и справедливости, – не сомневайтесь, что заслуженная награда Вас найдет, а автор сего останется
Вашим верным союзником в деле установления мира,
китайским доктором Ли Хунчжана и Цы Си
Затем, сжимая сроки путешествия так, что Филеас Фогг [139] свалился бы со своего воздушного шара, будущий магистр пересек Ламанш и прибыл в Париж. Ему доводилось бывать во Франции, когда он жил в Синтре и ездил с оркестром по Европе, но сейчас Париж понадобился ему как плацдарм, с которого удобно как следует разглядеть Европу, топчущуюся в раздумьях о возможной войне. Разглядев ее и переговорив с разными таинственными людьми, наш герой переместился в Берлин (с 1871 года – столицу объединенной Германии). Там Ратленд действовал по той же схеме: рекогносцировка, встречи, отъезд. Следующая остановка случилась в Санкт-Петербурге. Там-то, в самой северной материковой столице мира, уже забывшей, что полтора месяца назад в ней стояли белые ночи, будущего магистра чуть не застали врасплох люди, решившие, что он связан… с теми, с кем он связан не был вовсе.
139
Филеас Фогг – герой романа Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней».
Август выдался промозглым и ветреным. Ветер трепал над столицей острые капли дождя, больно впивавшиеся в кожу, и жалко было того, кого выгнали во тьму непонятные дела. Чуть менее жаль было людей, ехавших на извозчиках или даже в редких авто, но и таких набиралось ночью двадцать пятого июля 1907 года немного. Над Фонтанкой сгущались грозовые тучи.
Прежде чем ступить на Аничков мост, люди, подъехавшие к Аничкову дворцу, выгрузились из обширного черного экипажа и в молчании, прерываемом редкими отрывистыми фразами, проверили разномастное оружие. Человек, собиравшийся вступить на мост с противоположной стороны Фонтанки, появился из ниоткуда. Был он безлошаден, одет в черное и плотно застегнут, судя же по тому, как по-мальчишески пришелец окинул взглядом вздыбленную скульптурную группу, он был не прочь взобраться на бессмертное творение Клодта.
– Chevaux de Marly [140] , – пробормотал одиночка сам с собой по-французски и добавил по-русски: – За это и люблю Москву-матушку: после итальянского Кремля там ничего столь явно не копировали.
Но не для детских забав подкарауливали под луной человека, оглядывавшего знаменитую скульптурную композицию, четверо у Аничкового дворца. От группы отделился квадратный блондин в драповом пальто и подозрительной шляпе. Он уверенно вступил на мост и направился к середине, достав часы и посматривая вокруг. Его коллеги заняли выгодные позиции в начале моста. Им пришлось подождать: человек, укрывавшийся в тени клодтовского творения, не пошел навстречу подозрительной шляпе. Тщательно рассмотрев через мост противников, словно при свете дня, хотя было темно и беззвездно, неспешно докурил он черную пижонскую сигарету, в три быстрых мягких прыжка спустился на воду Фонтанки, перебежал по ней на другую сторону реки и там развернулся.
140
Сюжет с «Укротителями коней» был известен в скульптуре с античности, где таковыми служили Кастор и Поллукс, в форме гигантских статуй укрощавшие лошадей на Квиринальском холме. Николя Кусту (Nicolas Coustou) изваял для Людовика XIV пару таких скульптур в западном пригороде Парижа Марли-ле-Руа (Marly-le-Roi). В годы Великой Французской революции лошади с триумфом были установлены на Елисейских полях. Еще в 1640 году бронзовые реплики лошадей Марли фланкировали вход в Лувр. Ныне оригинальные композиции находятся в Лувре. В Россию же лошади впервые попали, когда Паоло Трискорниа (Paolo Triscornia) сделал их копии для украшения входа в санкт-петербургский манеж. Любимый скульптор Николая I барон Петр Клодт фон Юргенсбург сделал для царя целых четыре конно-спортивные композиции, которые любой может увидеть ныне на Аничковом мосту.
Оружием ходящий по воде незнакомец не пользовался. Постучав крышкой газетного окошка по двери дома 29/66 по Невскому, привлек внимание номера Первого, подождал у выхода, встретил подбегающего коротким ударом в кадык, разоружил, вытряхнул из него какие-то бумаги, быстро связал его же клетчатым кашне и заткнул рот извлеченным из кармана его тужурки носовым платком. Номера Второго, взявшего на мушку мост слева, нападавший развернул на себя, вышиб пистолет, обозначил обманный удар вниз и, когда Второй рефлекторно согнулся, защищаясь, отвесил ему с оттяжечкой локтем в челюсть, а потом прибавил коленом по месту, куда был нацелен обманный удар, и – уже, видимо, из чистого хулиганства – приложил лбом о копыто клодтовского коня.
С Третьим вышла неувязка: поискав глазами связного, тот решил проведать коллегу напротив. Человек в черном, по-видимому, решивший в эту ночь как следует размяться, отделился от парапета, похлопал противника, наклонившегося над лежащим товарищем, по спине, вышиб очередной дернувшийся в его сторону пистолет и, кинув Третьего куда-то через плечо, отправил его лететь на мокрую землю прямо под колеса ехавшего по набережной авто. Из окошка авто высунулось честное шоферское лицо, и над ледяной рекой понесся поток речи – впору стенографировать самому русскому датчанину лейтенанту Далю, Владимиру Ивановичу. Колеса вжикнули вблизи, по счастью, Третьего не задев.
Только теперь встреча на мосту пошла, как было условлено, один на один. Детина в подозрительной шляпе обернулся к разрушениям, произведенным человеком в черном, и осторожно протянул руку. Человек в черном полез в складки своего одеяния. Записная книжка поменяла хозяев.
– Вот, Елисей, – произнес человек в черном. – Передайте это Извольскому лично в руки – как вы это сделаете, меня не заботит. И попробуйте только не выполнить условия. Эти ваши реки, подобные морям, и романтические каналы держат на себе только меня. Явитесь в следующий раз опять с… друзьями – несдобровать вам.
На скулах курьера заходили желваки.
– Я понял, мистер, но, знаете…
Но человек в черном сделал неопределенный жест рукой и был таков.
28. Обретение Алмазной сутры
Но приключениями в Европе Винсент Ратленд не ограничился: он отправился в Тибет. Из-за этой таинственной упирающейся в небо страны Державы давно хмурились друг на друга. Англичане в Индостане и русские в Семиречье прекрасно видели сквозь нее друг друга. Однако, не убедившись в спокойствии мистической Шамбалы, надеяться на успех союза было невозможно.
Восьмого августа 1907 года в окрестностях города Дуньхуан, что в западной китайской провинции Ганьсу, лежащей на древнем Шелковом пути, появился человек. Он вышел из-за поворота дороги, и в руках у него не было ничего, кроме молодой ветки ficus religiosa– разновидности фиги, или смоковницы, ставшей важнейшим деревом сразу в двух религиях – буддизме и христианстве [141] . Откуда незнакомец добыл ветвь смоковницы в этой местности, нам неведомо: может быть, он появился на дороге, ведущей от Дуньхуана на юго-восток, из каких-то других мест, где растут такие деревья? Человек, помахивавший веткой и шедший по дороге без багажа, еды и воды, естественным образом вызвал интерес. Встречные почему-то кланялись и провожали его взглядами, а через некоторое время навстречу ему в клубе пыли выскочил всадник на гнедой кобыле с оседланным вороным жеребцом в поводу. Так и не дождавшись, чтобы человек уступил дорогу, всадник осадил лошадь, спешился и вручил повод вороного человеку с зеленой веткой. Тот признательно кивнул, взлетел в седло и был таков.
141
Дерево бодхи – так называемая баньяновая фига, а притча о бесплодной смоковнице – одна из самых выразительных у Христа.