Магистр
Шрифт:
– Что ж, ты не скажешь. Я знал, – вздохнул ребенок и увесисто продолжил: – Ты получишь доспех. Но будь осторожен: никто не знает, что ждет тебя.
– Очень хорошо, Высокий тарн, прозванный Жестоким, – завершил беседу всадник и легко взлетел на парапет, едва коснувшись его рукой. – Пусть твоя… м-ммм… армада ожидает меня в Бархатном порту через пять дней, а там уж будет видно. Toodle-pip [167] .
Выдув губами прощальный пузырь, гигантский ребенок устало кивнул и закрыл жуткие нечеловеческие глаза. Магистр и крылатый советник вернулись во дворец тем же путем, и Джонар сед Казил довел гостя до входа.
167
Баюшки-баю (англ.).
–
– Да, да, – отсутствующим тоном сказал всадник, внимательно глядя на «кольцо времени», в котором песок исполнял удивительные фигуры, отмеряя время. – Скажи, Джонар, а каковы нынче отношения Камарга с Короной гиптов?
– Добрососедские, не более, – отвечал Джонар с улыбкой. – Как тебе известно, орденоносец, Камарг и Корона никогда не дружили, после того как наши войска завоевали один из трех Великих дворцов, Твар, а это было уже очень давно. Но мне удалось купить лояльность Короны в обмен на лучшие образцы наших… искусств. Старые часы, на которые ты смотришь, всадник, – свидетельство их доброй воли. Я должен заметить, впрочем, что наша сделка состоялась уже после преображения Высокого тарна, иначе, я думаю, он не был бы доволен мною.
– Без сомнения, – проговорил всадник. – И напрасно: гонфалоньеру Истока повезло с советником. Что ж, прощай, Джонар.
Сказав это, всадник взлетел в седло и покинул место власти.
Слепой соленый океан
Бархатный порт шумел и бурлил: всюду сновали торговцы парчой, виссоном, каменьями и прочими дорогими тканями и товарами. Не протолкнуться было между тяжелыми гружеными телегами и летними парусными санями, а по втекающим в порт улочкам расхаживали, навьюченные ценными грузами, птицы-носильщики с адресными табличками на шее. Двигавшийся верхом посреди всей этой суеты к самому дальнему причалу орденоносец рассекал толпы, как блеск оружия разделяет сборище рабов. Уже издали он увидел ожидавшую его флотилию, составленную из тринадцати кораблей. Флагман из самого темного дерева, которое можно было бы назвать черным, если бы в языках Ура существовало понятие об этом цвете, выделялся и размером, и горделивым изяществом, а нос корабля был выполнен в виде головы хищной птицы. Завидев всадника, с палубы в своей стрекозиной манере спорхнул ему навстречу вежливый Джонар сед Казил.
– Пусть Хараа-Джеба возьмет тебя за руку, магистр. Вот твой корабль, а остальные пойдут за ним. Вся флотилия оснащена гиптскими паровыми котлами, полностью укомплектована людьми, топливом, оружием и провизией. Корабли выстроены из легкого негорючего дерева .Высокий тарн приказал назначить тебя военачальником, а тебя попросил назвать твой корабль.
И это была вся информация о плавании, которой обладал Джонар. Всадник спешился и, оглядев корабль, промолвил:
– Что ж, пусть зовется «Скифом», это коротко и ясно.
Короткосказанное военачальником не было ясноДжонару, особенно слово «скиф». Но странностям всадников было не принято удивляться: если бы они не знали особых слов и понятий, они бы не могли подминать под себя дороги со стенами, справляться с неподконтрольными людьми и выполнять полученные заказы. Тем временем всадник отпустил жеребца, и его бешеноглазый вороной, снова заставив толпу разойтись, нашел мостки и поднялся на корабль. Взойдя, конь вскинул гордую голову, одобрительно заржал и победоносно
– Хм-мм… – протянул он. – Ну что ж. Значит, в путь?
Проговорив эти слова, он принялся обходить все тринадцать кораблей, тщательно осматривая конструкции, мачты, котлы, отсеки, людей и припасы, но ничего более не комментируя. Трем людям он дал отвод, никак не объясняя своего выбора, на четырех кораблях велел, скривившись, проверить обмуровку котлов, а все деликатесы, припасенные совсем в небольшом количестве и только на флагмане, велел вернуть на берег, после чего прошел на нос флагмана, еле слышно вздохнул и посмотрел в далекую синь. Джонар сед Казил все это время неотступно следовал за ним и теперь вступил с некоторым смущением:
– Людям надо тебя как-то называть. Может, примешь какое-нибудь имя?
Тут магистр слегка развеселился и даже показательно задумался.
– Подчиненным совершенно не обязательно обращаться ко мне по имени, Джонар, – заявил он наконец. – Твой тарн произвел меня в военачальники, значит, так тому и быть – считай это личным именем.
– Хорошо! – заверил Джонар, кивая с пониманием и ища ответного понимания в глазах всадника. – Так тебя и назовут в летописи, Военачальник.
Всадник кивнул, аккуратно высвободил попавшее в снасть и смявшееся на морском ветру крыло Джонара, и корабль, повинуясь его команде, с сухим шелковым шуршанием расправил паруса и выскользнул из гавани. За «Скифом», имя которого уже сияло травленым металлом на борту, бесшумно, как тени, скользили еще двенадцать кораблей, мачты которых были украшены вымпелами с изображением летящей вперед темной стрелы на серебряном фоне (знак этот принадлежал не тарну). Взгляд всадника уже поглощал океан, и поэтому, лишь только они достигли большой воды, он сказал советнику прощальное:
– Возвращайся, Джонар: тебе далеко лететь.
Джонар повиновался и взлетел, зависая над палубой. Всадник посмотрел на него с некоторым любопытством.
– Надеюсь привезти назад победу, – сказал он. – А в летописи можно записать правду: отбыл, мол, всадник с тринадцатью кораблями, флагман назывался «Скиф», и отсутствовали они.
Но корабли и советника, воспользовавшегося своими удивительными крыльями, уже разделило море, и Джонар-сед-Казил не услышал, что в последней фразе не было многоточия.
Очень долгое время спустя мы снова видим двенадцать судов армады, образовавших круг посреди океанических вод. Носы кораблей повернуты к «Скифу», расположившемуся в центре. Всадник обводит их взором, отмечая, что с виду они по-прежнему целы и невредимы. Но опытному глазу видно: суда держатся вместе одной лишь созидательной силой и волей капитана: не будь его, два лежали бы, наткнувшиеся на Большой Блуждающий риф, три потонули бы, дав течь, а еще один – сгорев после взрыва котла, два стали бы добычей пиратов, а четыре вернулись бы восвояси. Корабли несли на себе людей обоего пола, хотя и трудно различимых с виду: все участники экспедиции были крепко сбиты, довольно низкорослы и одеты всхожую одежду, пригодную для работы, – широкие штаны и удобные рубахи. Военачальник прекрасно знал: на полотно в случае необходимости можно быстро надеть доспехи. Месяцы, проведенные в море, наложили на лица и руки людей загар, одежда многих, не успевавших справляться с усталостью, уже была кое-где разрезана или прожжена. Ничто из этих напастей, впрочем, не коснулось военачальника, казалось, не утомляемого ни изнуряющим солнечным жаром, ни атаками стихий. Разве что сторонний наблюдатель, взглянувший ему в лицо, отметил бы, что глаза его обрамлены красным – судя по всему, всадник не только не спал, но и не смыкал глаз, вглядываясь в слепой соленый океан.