Магистраль смерти – 3
Шрифт:
– Ну и кому ты собрался докладывать? – протянул Алексей. – Не думаешь, что здесь уже без тебя все знают и если они могли что-то предпринять, то наверняка предприняли.
– Ты прав…
Палыч не успел договорить. Давящую, совершенно не свойственную для города тишину нарушил пронзительный звук. Над центром Ростова летел истребитель. Друзья думали, что самолет стремглав пронесется над домами, как в воздухе полыхнуло алым. Ракеты были выпущены в многоэтажки, стоявшие чуть вниз по проспекту Ворошиловский. Те самые жилые многоэтажки, на последних этажах которых были вывешены плакаты с мольбой горожан о помощи оказались под обстрелом.
***
Бежать!
Дома таки выстояли. Истребителю ничего не стоило повторить удар и тогда бы многоэтажки попросту сложились, как хлипкие карточные домики, но этого не произошло. Летающая машина с оглушающим свистом унеслась прочь, оставив за собой разруху.
Удалось отбежать вниз по проспекту Ворошиловскому, только там остановились, чтобы перевести дух.
– Че они творят! – Алексей пытался поймать дыхание, согнувшись и упершись руками в колени. – Они не видели, что здесь люди?
– Им насрать, – у Палыча тоже сбилось дыхание. – Если они бьют по жилым зданиям…
– Хочешь сказать, что на мою никчемную жизнь им наплевать?
– Ага, – майор гулко выдохнул, наконец, стабилизировав дыхание, отдышавшись. – Посмотри туда и все сам поймешь.
Палыч указал на дом, который подвергся обстрелу с воздуха. Многоэтажное высокое здание теперь напоминало свечу, не «свечку», а именно плавящуюся многометровую конструкцию из пластика, бетона и металла. Крыша и верхний этаж были слизаны, как будто кто-то невидимой рукой отвесил зданию смачную размашистую оплеуху. На месте крыши и этажа остался местами тлеющий, местами горящий, но самый настоящий огарок – стены внешней отделки были покрыты копотью. Окна разбились, стекла-осколки оплавились, прямо как воск. Тот самый плакат, который сообщал о присутствии в квартире малыша трех лет, вывешенный под окнами заботливыми родителями, теперь догорал, медленно тлея. Интересно видел ли его пилот, когда выпускал ракету. Но если там и был кто, то теперь ему не спастись. Ни малышу трех лет, ни его родителям. Будто бы в подтверждении, часть стены квартиры, на которой висел плакат, обвалилась, с грохотом рухнув на асфальт. Изнутри квартиры вырвался стол пламени. О взрыве газа в многоэтажке не могло идти речи, но очень похоже.
Никто не выжил. Никому внутри было не спастись.
– Ты хочешь услышать, что прав? К черту, – Алексей смачно сплюнул себе под ноги, выпрямился. – А ты знаешь, я почти поверил в бога, когда сидел.
– Ну, если бога нет, то я начинаю верить в дьявола.
Палыч видел, как один из плакатов с нанесенным красным баллончиком буквами «горите в аду», остался целехонек, разве что чудом избежав возгорания, но избежал же. Покрывало сорвалось и подхваченное воздухом улетело. Можно было предположить, что прямиком в ад, да только старые боевые товарищи уже находились в самом его пекле.
– Надо сваливать, – майор заставил себя отвести взгляд от «свечки». – Что-то мне подсказывает, что истребитель еще вернется и доведет начатое до конца.
– Куда? – Алексей всплеснул руками, оглядываясь.
– Внизу, у Пушкинской есть действующая военная часть. Если еще не все в этом мире сошли с ума, военные не станут сидеть сложа руки.
Хотя мысли о том, что тот самый истребитель был военной машиной, гложили. Выходит ТАМ знали о происходящем, прав был Леша. Знали и ничего не предпринимали? Вернее предпринимали, только вон как – громя жилые многоэтажки, где могли укрываться выжившие.
Дай бог, чтобы все это было не более, чем одним сплошным недоразумением. Мало ли как могли сложиться обстоятельства – военным требовалось время на то, чтобы среагировать, включиться в дело, ответить на творящееся здесь. Но ведь могло сложиться иначе…
– Идем, – согласился Алексей и чуть подумав добавил. – Как думаешь, почему он не разрушил дома сразу? И зачем ему вообще понадобилось стрелять туда?
– Сам пытаюсь понять. В голове пока одна чехарда, да и в ушах до сих пор звенит после взрыва, – Палыч прочистил пальцем ушную раковину.
– А ведь мог, я имею в виду покончить со всем разом.
– Мог… не знаю, ничего не скажу, но все ведь делается не просто так, Леш. Если так разобраться, то само по себе бредово стрелять в эти дома.
– Ты про то, что там нет инфицированных?
– Я так думал, хотя теперь уже ни в чем не уверен до конца.
Они двинулись по проспекту вниз. Можно было сколько угодно гадать, но если истребитель все же вернется, а сейчас просто зашел на круг, то так просто во второй раз им не скрыться. Тут уже не отделаешься испугом. Поэтому следовало уйти от центра подальше и как можно скорее. Как и хотел Палыч, следовало подойти к военной части, что локализовалась на Пушкинской. Этого будет достаточно, чтобы вместо вопросов поставить точки и наконец перечеркнуть троеточия. У пересечении вороша и пушкинской Алексей, шедший чуть впереди остановился и нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Юр, похоже, что никаких военных здесь нет.
– Чего там?
Алексей не ответил, он выглядел крайне озабоченным. Было от чего. На фонарных столбах уличного освещения были подвешены люди. Много людей. Раздетые до гола, они висели вниз ногами, руки безучастно свисали всего в полуметре от земли.
– Срань Господня, – только и нашёлся майор.
***
Зрелище было воистину жуткое и отталкивающее. Подвешенных на фонарных столбах было ровно тринадцать человек. Все раздеты до гола, привязаны за голень одной ноги толстой веревкой, другой конец которой перекинут через конструкцию фонаря ночного уличного освещения и повязан в тугой узел. Вязали плотно, надежно – явно умелые руки.
Люди висели вниз голой, руки плетьми свободно свисали, несколько десятков сантиметров не доставая до земли, головы запрокинуты. У многих в районе носа запекшиеся пятна крови – не выдержали перепада давления. Хотелось верить, что это какой-нибудь чертов гимнастический кружок или неудачный флеш-моб для социальных сетей, мало ли фриков, которым втемяшится в голову все что угодно, но нет. Люди на столбах уличного освещения претерпели насилие. Жестко, бесчеловечно, никому не пожелаешь такой мученической смерти. И теперь под порывами летнего ветра, тела покачивались на веревках из стороны в сторону, как покачивается мясо на крюках мясника.