Магия чрезвычайных ситуаций
Шрифт:
Нога вязла во мху и старой траве. Там, под хрустящим, мертвым наследством прошлого лета частенько пряталась вода, и вскоре даже знаменитые сапоги работы Ирландца промокли насквозь. Мокрая кожа отлично чувствовалась сквозь мокрые носки, но Кайндел все равно не особо выбирала, куда наступать – поздно, да и ни к чему. Важна была только цель.
Она не скоро нашла дерево и мокрую, обвисшую нитку, намотанную на обломанную веточку. Нитка уже давно превратилась из белой в серую, но все еще была заметна. При помощи ножа девушка разворотила мох и вытащила грязный мокрый платок, в который был завернут артефакт. Постаралась привести место в порядок, но внимательному взгляду все равно было видно, что здесь копались.
Однако откуда в этих краях взяться внимательному взгляду.
– Ну что? – тихо спросил Пепел.
– Печать у меня, – спокойно ответила она и спрятала платок в карман. Наверно, следовало удивиться тому, что камень в ее ладони был слегка теплым, будто нагрет солнцем, а железное кольцо – сухое и без свежих следов ржавчины, будто влага его и вовсе не касалась. Но курсантка не чувствовала ни малейшего удивления. Должно быть, она в глубине души ожидала чего-то подобного.
Алан вздохнул в трубку.
– Ясно… Тебе нужно выбрать себе приятное, уединенное место, лучше всего у воды. И в медитацию.
«На Ладогу», – быстро сообразила она.
– А потом?
– Когда?
– Во время медитации…
– Разберешься. Если твое состояние связано с изменениями магической составляющей тела, то тебе должна помочь попытка восстановить контакт с артефактом. Состроиться с ним, грубо говоря.
– У меня не было контакта с артефактом Муавия Маургина.
– Был. Ведь ты участвовала в его извлечении.
– Хм… – Кайндел задумалась.
Ей почему-то было боязно садиться за руль – казалось, что от прикосновения к реалии современного мира, катающейся на четырех колесах, магическое создание древности испарится или, обидевшись, не станет помогать ей. Должно быть, те, кто утверждает, что в любом сложном магическом создании живет некое подобие души, имеют для этого достаточно оснований. Однако ехать было нужно.
Машина плавно взяла с места и покатила по дурной дороге на север, к заливу Ладоги, не имевшему своего названия – тому самому, у которого прежде останавливались баржи для погрузки местного щебня. Немного в стороне когда-то была пристань для легких катеров и гребных лодок, сдаваемых внаем, но теперь от нее остались только обгоревшие опоры. Карьеры давно не действовали, хотя, судя по голосам в глубине леса и редким взрывам, местные жители решили сдвинуть дело с мертвой точки и немного подзаработать.
– Еще вот что я хотел тебе сказать, – продолжил Пепел. Там у него глухо шелестели страницы. – Когда будешь медитировать, ничего не пугайся, но и не позволяй артефакту до конца вести тебя за собой. В какой-то момент надо навязать ему свою волю, иначе даже трудно себе представить, куда тебя может завести его магия.
– Жаль, что тебя не будет рядом со мной во время медитации.
– Даже будь я рядом, ничем не смог бы тебе помочь. Ты должна все сделать сама. Убедись, будь добра, что не находишься прямо над точкой магической напряженности, иначе на тебя рухнет двойная нагрузка. Кстати, могла бы для своих целей воспользоваться природным источником магической энергии. С ним труднее иметь дело, но он наверняка не таит в себе каких-нибудь хитростей или ловушек. Ты же не можешь поручиться, что Муавий не придумал что-нибудь эдакое на подобный случай?
– Мне кажется, вряд ли. У Муавия была одна цель, у печати должна быть одна функция. Она и так слишком сложна, дополнительные «хитрости» способны сильно отяготить собой основную структуру заклинания.
– Но должен же он был защитить печать от снятия. И от нецелевого использования.
– Все может быть. Но тот, кто не рискует… Сам знаешь.
– Я тебя прошу только об одном – перезвони, если сможешь, после медитации и расскажи, что да как.
– Рахиан, только…
– Я же обещал, что никому ни о чем не расскажу.
– Твои записи может прочесть кто-нибудь третий.
– Хм… – Пепел надолго замолчал. – Хорошо, я сделаю так, что мои записи никто не сможет прочесть… Не волнуйся.
Она прервала связь и, поколебавшись, отключила мобильный телефон. Засунула его за пояс, в суконный чехольчик, и вышла из машины.
Конечно, лучше всего было бы перебраться на один из островов, уж там ее никто не потревожил бы. Но – не на чем. Поэтому, выбрав удобное местечко под деревом, девушка уселась прямо на землю и, поерзав, откинулась спиной на ствол дерева, у корней которого собиралась медитировать. Осознав, что сидит на остром камне, вскочила, потопталась, выбрала другое место. Но снова вскочила, потому как догадалась, что расслабиться ей не удастся, и по самой простой причине – холодно. Пришлось сбегать к машине за пледом.
Помимо пледа в багажнике обнаружилась пара теплых шерстяных носков, котелок, фляга с водой и бутылка коньяка. Конечно, там имелось много чего еще, но Кайндел в первую очередь заинтересовало именно это. Она вытащила носки (такие большие, что ей они могли сойти за гольфы) и, усевшись под деревом, стащила с ног мокрые сапоги. Сидеть с голыми ногами было слишком холодно, затем ей и понадобились носки. Устроилась поудобнее, завернулась в плед и расслабилась.
Каждый входил в медитацию по-своему. Кто-то считал необходимым принять головоломную позу лотоса или там заправить ноги за уши, кто-то – обязательно устроиться на чем-нибудь столь жестком и неудобном, что дрожь пробирала при одной мысли о подобном времяпровождении. Кайндел была последователем иного представления – медитация должна быть отдохновением для тела. Практически невозможно соединять тяжелый физический и духовный труд, что-то должно уступить. Во имя лучшего результата, разумеется. Не следует требовать от себя невозможного.
Поэтому она устроилась поудобнее, добилась того, чтоб ей ничто не докучало, полностью расслабилась и «пустилась в путь».
Стоило большого труда полностью оттолкнуться от мыслей об окружающем мире – и о Шреддере, который еще устроит ей головомойку, и об ОСН в целом, и о Круге с Ночью и Ан Альфардом во главе, и о том, что хотелось бы уже, в конце концов, увидеть полные продуктов супермаркеты и носить нормальные туфли, а не самодельные сапоги, пусть и сшитые со знанием дела.
«А ведь еще четыре года назад сшитая вручную обувь ценилась раза в два дороже, чем стандартная покупная», – подумала Кайндел, вспоминая свое общение с историками-реконструкторами… И тут же сердито оборвала себя. Посторонние мысли были сейчас ни к чему.
Только покой и умиротворение. Только пространство окружающего мира и отрешенное сознание. Надо было как-то добиться этого состояния, и через некоторое время (она не знала какое) девушка ощутила рядом плотную магическую структуру. Сидя на берегу Ладожского озера, она как бы одновременно поднялась над ним и видела теперь и остатки деревянной пристани, один край которой был наскоро починен местными жителями, – бурые спины перевернутых лодок сохли поблизости, – и чахнущий поселок Кузнечное, и Березово, и нитки асфальтированных дорог.