Магия Фан. Жесть
Шрифт:
– Хочешь чаю? Травяного. Специально в лес вот ходила, набрала. Как знала, что ты сорвешься и примчишься сегодня. – Мама смеется, но Тамара чувствует исходящее от неё будто бы даже осязаемое напряжение.
– Что-то случилось? – спрашивает она, заглядывая матери в глаза удивительного цвета.
– Нет-нет, всё в порядке. Мой руки и садись за стол! – резко отвечает та и идёт к печи.
Тома оставляет смартфон с ракушкой на тумбочке и подходит к рукомойнику. А из головы отчего-то так и не идёт тот седой мужчина – Ричард.
– Мам, а у нас случайно нет предка-моряка? –
К удивлению Тамары, мама вздрагивает и начинает осматриваться, особенно внимательно вглядываясь в окно.
– С чего ты так решила, дочь?
– Ну… – сначала Тома хотела рассказать и про сон, но после решила повременить с ним. – Там, на чердаке, столько всего морского. И даже смотри, какая ракушка!
Вытерев руки, Тамара подходит к тумбе и берёт в левую руку чёрную ракушку.
– Я таких и не видела никогда. Чёрная-чёрная, прямо как…
– Как что? – испуганно перебивает её мама.
– Мне сегодня приснился пожилой мужчина. Он шёл вдоль морского берега, а там было много острых камней. Цвет похожий.
– Чёрный? – спрашивает мама подавленно.
– Да, чёрный. А что такого? – не понимает Тамара.
– Пора, – бормочет мама себе под нос, так что Тома едва может разобрать голос.
– Ч-что пора? – холодок, отступивший в поезде, возвращается, так что Тамара вздрагивает.
– Пить чай, конечно же. Он как раз настоялся. – Пусть мама и пытается казаться бодрой, Тома этим не обманывается.
Тамара чувствует, что мама что-то недоговаривает, но давить на неё не хочет. И так женщина пожилая, многое испытавшая за свою жизнь. Вон, даже седые волоски появляться начали, что Тома замечает только сейчас. Она садится за стол, оставляет ракушку рядом и берёт в руки тёплую кружку. Аромат чая, до того витавший в воздухе лёгким флёром, наполняет ноздри.
– Что это за травы? – с улыбкой спрашивает Тома.
– Пей, девочка, пей, – сухо отвечает мама.
Тамара делает один глоток, потом ещё и ещё. На вкус тоже никак не удается определить, что там за травы такие необычные, но останавливаться не хочется. Хочется пить и пить – до дна. Томе не удаётся остановиться даже тогда, когда она понимает, что мама никогда не обращалась к ней «девочка» – только по имени или «дочка». А это её «девочка» звучит слишком отстраненно для матери.
– Мужчина, которого ты видела во сне – мой отец, – неожиданно сообщает она.
Томе уже сложно воспринимать информацию, глаза слипаются, а в голове появляется какой-то туман, но она слушает родной голос изо всех сил.
– Их корабль напоролся на рифы, когда мне было пять. Вся команда погибла и только он смог спастись, заключив договор с морским дьяволом. В качестве залога отец использовал меня. – Мама смеётся, но этот смех далек от привычных звонких колокольчиков. – Теперь, чтобы жить самим, нам нужны жизни кровных родственников. Мне жаль, Тома. Я думала, что успею родить ещё кого-то, но времени больше нет. Прощай.
Это «прощай» становится последним, что Тамара слышит от матери. Голова стремительно тяжелеет, глаза слипаются, в ушах шумит ветер. Тому тянет зевнуть, но даже этого она сделать не успевает. Тьма накрывает её подобно савану.
Тамара приходит в себя, но в первые секунды даже не понимает, где она. Здесь холодно, оглушительно шумит море и до щиплющей боли пахнет солью. А ещё – острые камни впиваются в колени и ладони.
Тома поднимается, но чувствует необычайную слабость, как будто бы ей не двадцать, а все восемьдесят. Да и руки какие-то слишком тонкие и бледные…
Тут появляется Ричард. Он уже совсем не старик, а вполне себе мужчина в самом расцвете сил. Дедушка, как теперь знает Тамара, широко улыбается, смотря на ослабевшую Тому.
– Ну здравствуй, внучка, – с сильным акцентом произносит он. – Очередная.
Ричард начинает лающе смеяться. Глаза его сверкают безумным блеском, а волосы теперь такие же тёмные, как у мамы.
Только сейчас Тамара понимает, что то, что она во сне приняла за чёрные камни, на самом деле обломки костей, пропитанные кровью. Она вздрагивает и начинает пятиться от безумного родственника. Хочется оказаться как можно дальше от этого острова. И как Ричард провёл здесь столько лет?
Тома спотыкается и едва не падает. Равновесие удаётся сохранить, но идти с каждым шагом это всё тяжелее делать.
– О, ты ещё можешь двигаться? Екатерина хорошо о тебе позаботилась, я рад. Мне хоть какое-то время будет не так скучно. – Ричард, которого никак не удаётся считать собственным дедом, опять начинает смеяться.
Обессилевшая Тамара падает на колени и закрывает глаза, по её щекам текут такие же солёные, как морская вода, слёзы.
* * *
– Мне правда жаль, Тамара. Я хотела бы тебя спасти, – бормочет Екатерина в своём, реальном, мире, заворачивая иссохшееся тело Томы в грязно-серую парусину. На голове женщины больше нет седых волос.
Наклонившись, она целует дочь в морщинистый лоб. На подобную пергаменту щёку падает одинокая слеза.
Отражение
Милый, имя тебе легион.
Ты одержим,
Поэтому я не беру телефон.
Соблюдаю постельный режим,
Но в зеркале ты, из крана твой смех,
Ты не можешь меня отпустить,
А я не могу вас всех.
Ольга Пулатова
– Опять, – шепчет Игнат, уставившись на себя в отражении.
Опять ему показалось, что кто-то по ту сторону подмигнул ему. Вернее, не кто-то, а он сам, его собственное отражение. Игнат стоит так ещё пять минут, сосредоточенно уставившись на зеркального двойника, но больше никаких лишних движений не замечает.
– Опять мерещится? – обеспокоенно спрашивает Алёна, жена Игната, заглядывая в ванную.
– Нет, – резко и неправдоподобно возражает он.